Неравная игра

— Лучше я прогуляюсь. Просто на всякий случай.

Я не успеваю даже возразить. Подозреваю, это внезапное проявление галантности — самая большая любезность, на которую он способен.

Слаба богу, это действительно курьер из китайского ресторана — мои опасения развеиваются, стоит мне услышать, что дверь открывается и закрывается с интервалом всего лишь в несколько секунд. Затем доносится топот Клемента по лестнице, и вот он уже собственной персоной возникает на пороге с бумажным пакетом в руке.

— Налетай!

Забираю у него пакет:

— Садитесь, я займусь.

На кухне раскладываю порции по тарелкам, возвращаюсь в гостиную и вручаю великану его безвкусную на вид еду.

— Класс!

Мне приходится включить телевизор, чтобы заглушить издаваемые Клементом звуки. Опустошив наполовину тарелку, он прерывается на глоток виски и спрашивает:

— Тим знает, чем ты зарабатываешь себе на жизнь?

— Наверняка, раз он написал мне на рабочий имейл. А почему вы спрашиваете?

— Пытаюсь прикинуть, каким будет его следующий шаг.

— При чем здесь моя работа?

— При том, что она определяет уровень угрозы. Будь я на месте Тима, блокнот в руках журналистки беспокоил бы меня куда больше, чем, скажем, барменши или водителя автобуса.

— Но ведь он думает, что я ничего не знаю.

— Но ты ведь попыталась это выяснить, не так ли? Вот в чем штука. Ты начала копать, а он в итоге выдал своими действиями, что в записной книжке вовсе не подсчет очков в какой-то дурацкой карточной игре.

Я обдумываю слова Клемента, а он вновь принимается за еду. С его заключением не поспоришь, и теперь мне ясно, что своим постом в Твиттере я, сама того не ведая, привлекла внимание Аллана Тима.

— И что вы предлагаете?

— Пока Тим для нас всего лишь тень. Нужно выяснить, что он за фрукт, и вот тогда мы сможем с ним разобраться. И лучше всего выйти на него через людей в блокноте.

— И вы думаете, что члены «Клоуторна» нам что-то расскажут? Серьезно?

— Пупсик, я умею вызывать на откровенность. Полностью развязываю людям язык за считаные минуты.

— Наверное, не стоит спрашивать о методах?

— Не, не стоит.

— Так и думала.

Бросаю на Клемента укоризненный взгляд, но он уже переключился на еду. Ненадолго, впрочем.

— Спасибо, пупсик, — бросает он, подавляя отрыжку. — Неплохая жрачка.

Я нахожу, что вполне удовлетворила свой отнюдь не зверский аппетит, и отставляю тарелку на журнальный столик.

— Ты закончила?

— Больше не хочу.

— Тогда ты не против?

— Э-э…

Поздно. Остается лишь молча взирать, как великан стремительно расправляется с моей сычуаньской лапшой. На вкус, однако, не обращать внимания он не может, поскольку блюдо едва ли не валит с ног своей остротой.

— Ёксель-моксель, — выдавливает наконец Клемент. — Немного островато.

— В следующий раз будете знать. И примите мои поздравления.

— По поводу?

— Вы единственный на земле человек в возрасте до пятидесяти лет, кто еще использует выражение «ёксель-моксель».

— Да все так говорят.

— Нет, Клемент, уже никто так не говорит.

Не дождавшись внятного ответа, достаю из сумочки причину своих нынешних бед — блокнот в потертой кожаной обложке.

— Думаю, пора переходить в наступление.

Перелистываю первые страницы, и мне становится очевидно, что подыскать кандидата на допрос Клемента будет не так-то просто. Раздосадованно констатирую:

— В нашем плане небольшой изъян.

— Что такое?

— На страницах только фамилии. Что совершенно ничего нам не дает, если только не попадется совсем уж необычная.

— Черт.

Клемент снова устраивается в кресле, я же продолжаю просматривать фамилии, зауряднее которых сложно даже представить: Грант, Уильямс, О’Коннор, Эванс, Паттерсон и Харрис. Далее ничем не лучше: Мидлтон, Тёрнер, Хокинс, Ланг, Уоттс, Сондерс и… Нитеркотт.

— О боже!

— Ну что еще?

— Нашла! — вскрикиваю я. — Нитеркотт.

— Вариант, пупсик. Как будто действительно редкая.

— Все еще даже лучше. В начале недели я брала интервью у девушки, которую зовут Стейси Нитеркотт.

Взгляд Клемента выражает полнейшее непонимание.

— Ты можешь знать ее как Стейси Стэнуэлл, из реалити-шоу «В эфире Челси».

Объяснение не помогает.

— Ладно, не суть. До интервью я тоже о ней не слыхала.

— Дело не в этом. Ты говоришь, она девушка, а в «Клоуторн» женщины не допускаются. По крайней мере, изначально такое правило существовало.

— Тогда к списку их преступлений добавим еще и оголтелую сексуальную дискриминацию. Но я не Стейси имела в виду.

— А кого?

— Ее отца, Лэнса Нитеркотта. Он был выдающимся театральным режиссером, открыл миру многих талантливых актеров. Роль в постановке Нитеркотта практически являлась залогом успешной карьеры.

— Как-то сомнительно, что в «Клоуторне» кому-то могло приспичить выступать на сцене.

— Верно, но им вполне могло захотеться пристроить на видную роль своего ребенка или жену, да хоть любовницу. Разумеется, подобную возможность можно и купить, но если попросить одноклубника об услуге…

— А, усек. Похоже, с этим чуваком Нитеркоттом и вправду стоит побазарить.

— Стоило бы, вот только он некоторое время назад покончил с собой.

Клемент закатывает глаза.

— Обычно, пупсик, покойники болтливостью не отличаются.