Неравная игра

Назад к дому возвращаемся незадолго до двух. Без лишних промедлений усаживаемся в машину, и я ввожу в навигатор адрес Ланга.

— Всего полчаса езды.

— Слава яйцам! Здесь не шибко-то просторно.

— Может, поедем на вашей?

— У меня нет тачки.

— Тогда не жалуйтесь.

Задним ходом выезжаю с парковки, в то время как Клемент пытается устроиться поудобнее.

— Ну почему у всех чувих такие крошечные тачки?

— Дело не в машинах, в ваших габаритах. Чем, черт побери, вас кормила мама?

— Да мало чем.

— Может, это генетика. Ваш отец тоже был здоровяком?

— О своем папаше я знаю столько же, сколько и ты о своем.

— О, простите.

— Да не извиняйся. Я уже давным-давно свыкся с этим.

Можно было бы попытаться развить тему, но по своему опыту знаю, как неприятно отвечать на подобные вопросы. Включаю радио, чтобы покончить с искушением и тишиной.

— Как насчет Пола Янга?

— Не, пасиб. А есть «Слейд»?

— Да вы и вправду одержимы семидесятыми! Почему, если не секрет?

— Так просто.

— Вам самому-то не кажется, что для вашего возраста увлечение несколько странное, а? И кстати, сколько вам лет?

— Сорок с чем-то.

— Значит, вы родились в семидесятых, как и я. Не могу похвастаться яркими воспоминаниями об этом десятилетии.

— А я помню, — вздыхает Клемент. — Как будто это было вчера.

— Да бросьте, вы же тогда были совсем ребенком. Лично у меня в памяти только и отложилось, что рождественская реклама игрушек, которых у меня не было, да еще эти ужасные мясные консервы! Мы как будто только ими и питались.

— Мясные консервы?

— Колбасный фарш, тушенка, эта отвратная свинина в желе. Черт, меня выворачивает при одной лишь мысли о ней!

— А мне нравились консервированные пироги. Они, кстати, до сих пор продаются.

— Альбомы «Шоуваддивадди» тоже продаются — но кому охота их покупать.

Я замедляюсь на сужении двух полос в одну. Какой-то тип на «ауди» пытается проскочить вперед меня. Не на ту напал! Я держусь чуть ли не впритык к бамперу машины впереди, и мой маневр встречается неистовым гудком.

Опускаю окошко и выкрикиваю рекомендацию по вождению:

— Отвали, козел!

Поток замирает, и водитель «ауди» не упускает возможности отреагировать на мой любезный совет. Он вылезает из машины и, опираясь на крышу, осведомляется:

— Тебе чего, больше всех надо?

Именно такого персонажа я и ожидала увидеть: на пятом десятке, с красной рожей и лысиной. И, вероятно, микроскопическим членом…

— Не хрен лезть без очереди!

— Кончай истерить! — вопит он в ответ. — У тебя критические дни, что ли?

Его комментарий для меня красная тряпка, простите за каламбур. Я выбираюсь наружу, оглушительно хлопнув дверцей, и ору:

— А ну, подойди сюда и повтори!

Ухмылка на его физиономии исчезает, а через долю секунды и он сам. Затем следует щелчок запираемых замков.

Я наклоняюсь и бросаю ему в пассажирское окошко:

— Ссыкло!

И с чувством полного удовлетворения усаживаюсь обратно за руль.

— Полегчало? — осведомляется великан.

— Да, спасибо. Не терплю таких мудил-шовинистов. Без обид.

Поток наконец-то двигается, и я на секунду задумываюсь над собственным заявлением.

— Клемент, а почему вы остались в машине?

— Ты хотела, чтоб я бросился тебя спасать?

— Вовсе нет.

— Тогда в чем же дело?

— Просто большинство мужчин выскочили бы из машины и наорали на того мужика.

— Я не большинство.

— Это да, но на мой вопрос вы так и не ответили.

— С этим козлом разбиралась ты, ну и смысл мне был соваться?

— Хм, потому что мужчины вроде вас чувствуют себя обязанными заступаться за беззащитных женщин.

— Мужчины вроде меня?

— Шовинисты.

— Вот так всегда, на хрен, — фыркает великан, скрещивая руки на груди. — И это говорит журналистка. Тебе стоит почаще заглядывать в словарь.

— Не поняла? — хмурюсь я.

— Шовинист, если мне не изменяет память, это вроде как тот, кто считает баб глупее и бестолковее мужиков, да?

— Э-э, я…

— Послушай, пупсик, да у тебя яйца тверже, чем у большинства знакомых мне мужиков, ну и сообразительнее ты большинства из них. Поэтому-то я и остался в чертовой тачке. Я что, шовинист из-за этого?

— Не из-за этого, конечно, а из-за своего языка.

— А вот и нет! — рявкает он. — Это просто слова. Со своим языком я ничего не могу поделать, но это вовсе не значит, что я пещерный человек!

Я явно задела Клемента за живое, впервые вижу его искренне возмущенным. И я понимаю почему.

Немного выжидаю, пока он не успокоится, и чистосердечно раскаиваюсь в содеянном:

— Простите, Клемент. И спасибо вам.

— За что?

— Простите за то, что вела себя как сварливая баба, а спасибо за комплименты.

— Да не за что.

— Вы гораздо… сложнее, чем кажетесь поначалу. Я говорю это в положительном смысле.

— Да ты еще и половины не просекла, пупсик.

— Надеюсь, вы все объясните мне, когда мы разоблачим «Клоуторн».

— Посмотрим.