Нереальная реальность: Тайна треугольника (СИ)

Кто-то запрокинул голову, кто-то неотрывно глядел в костёр, кто-то вовсе умолк, пропадая в воспоминаниях. От трогательного трепета в душе некуда было деться, и, хоть на лицах светились улыбки, в глазах копилась грусть. Оттого взгляд скользил, как по невидимым волнам, ни на ком не задерживаясь, а, когда вдруг цеплялся за такой же, полный весёлой печали, понимающе кивали, даже не зная истинных причин. Я закрыла глаза, чувствуя, будто музыка вот-вот унесёт меня, точно на крыльях, и запела громче, пытаясь дозваться кого-то на поросших вершинах гор. На последнем куплете взгляд плавно спустился к языкам пламени, и я вновь поймала глаза Джека. Голоса утихали, сливаясь с шумом моря.

«Налейте мне последний раз,

Под вечер я уйти готов.

Поднявшись тихо, я скажу:

Прощайте все, приятных снов».

Смолкли последние аккорды, сменились дружескими ободряющими похлопываниями по плечу и отяжелевшими от рома и мыслей вздохами. Где-то среди палаток зазвучала высокая быстрая трель флейты.

Кто-то отловил в джунглях мартышку и притащил в лагерь. Суровые моряки, дерзкие разбойники и полный решимости капитан Воробей, вскрикнувший: «Я назову тебя Гектором!», окружили зверька — не только грозными фигурами, но и громогласным гоготом. Мартышку это не смутило. Она весело скакала по головам, творила забавные вещи и вообще чувствовала себя хозяином ситуации. Пираты же, точно дети малые, погрузились в новое развлечение с бескрайним восторгом.

Близился час заката. Я выскользнула из весёлой толпы и без особых сложностей незаметно покинула лагерь. Каждый новый шаг прочь давался труднее предыдущего. Смех и задорные восклицания становились всё тише. Сердце билось громко, болезненно. Дыхание сбивалось. Я приложила дрожащие ладони к губам и побежала. Не оглядываясь. Не задумываясь. Не позволяя внутреннему голосу вымолвить и звука. Бежала. Судорожно хватала вечерний воздух. Всё быстрее. Пытаясь обогнать учащённый стук сердца. В глаза ударил яркий свет, и только тогда я остановилась.

Солнце висело прямо передо мной — гигантское, слепящее. На западной оконечности острова Странника к морю подступала узкая и короткая полоса белоснежного песка, по обе стороны окружённая чёрными зубьями скал. Лес круто спускался с горы и переходил в высокую траву; её жёсткие стебли, покачиваясь, шипели под ветром. Начинался прилив — как и было обещано. Осторожно, опасливо ступая по песку босыми ногами, точно из страха, что меня утянет куда-то, я направилась к морю. Смятение в душе отступило перед сильным чувством отчаявшегося смирения.

Я ненавижу да и не умею прощаться. Каждый раз выходит что-то неуклюжее, банальное и почти бессмысленное. Парадокс: прощание — неловкий, болезненный, но часто самый важный момент. В этот раз точно. Я нарочно лишила его себя, потому что знала, как в одно мгновение сгорит вся решимость, что упорно взращивалась на протяжении многих дней. Даже не от слова, от взгляда. Кругом не было никого, даже птиц. Вечерний бриз, что шумно спускался сквозь туман по пышным кронам, легко подталкивал в спину, играючи вздыбливал волны на мелководье и, сливаясь с лазурно-золотистой водой, устремлялся к горизонту. И будто бы звал за собой. Был ли это Край Света?.. Или просто зыбкая грань очередного дня? Проступили слёзы — то ли от яркого солнца, то ли от того, что сжимало душу невидимыми тисками.

Прохладная волна лизнула ступни. Я встрепенулась, испуганно отшатнулась назад. Захотелось освободиться от удавки на шее, но пальцы лишь ухватились за кожаную тесьму с маленьким рогом на ней. Губы дрожали, а с ними каждый вдох и выдох. Я вытащила из кармана и плотно сжала потрёпанный лист бумаги. Мне и самой не было ясно: забыт ли он или нарочно остался, так и не попадя в руки адресата. Море подбиралось ближе. Я замерла, позволяя размытому песку окутывать ступни. Стоило подумать: в сотый, в тысячный раз задать себе один и тот же вопрос. Но в мыслях ничего не задерживалось. Разум захлестнула буря, ураган из чувств, эмоций, воспоминаний, взвешенных решений и ничего не значащих слов. Капли слёз упали на желтоватую бумагу, я дёрнула головой, но глубокий вдох сорвался в судорожный всхлип. Счёт пошёл на минуты. Полыхающий диск вот-вот готов был коснуться границы моря и неба.

Я зажмурилась, закусила губу. Заставила с невероятным усилием — точно она была не моя, не родная, — ногу сделать первый шаг. Затем ещё один. Затем ещё. Давалось трудно, будто заново училась ходить. И каждый шаг, каждый плеск волн у ног отдавался болью — разрывало на части, будто к берегу уходила невидимая цепь с гигантским крюком, что засел в самое сердце. И уйти прочь можно было лишь через кровь, через страдания и разодранное в клочья сердце. Эта боль выла и тут же приторно шептала: «Вернись. Отступи».

«Эта дверь откроется лишь единожды. У тебя будет только один шанс — уйти или остаться. Времени решать будет немного, несколько минут между первым и последним лучом в море…»