Читаем Нерентабельные христиане. Рассказы о русской глубинке полностью

Победным взглядом смерив мадаму, не успевшую скрыться, мы прошли за стол по свежевымытому полу. Парень, увидев нашу дуэль, просто усмехнулся: «Устала. Уж вы ее простите». Я был настолько великодушен, что простил от голода даже тевтонцев, ходивших по Пскову в своих грязных чоботах, за что им, правда, здорово влетело веке эдак в тринадцатом. Сколько лет прошло, а осадочек остался. Нельзя шутить с уборщицами.

А парень, директор этого доброго кафе, вполголоса, чтобы нам не мешать, видимо, завел спокойный разговор с девчушками, своими подчиненными. Шутки-прибаутки, доброжелательный «разбор полетов» сегодняшнего рабочего дня, пожелания на завтра. Как многое, оказывается, зависит от одной интонации, мелодики речи! Сидишь ты, пьешь свой чай или лимонад, вслушиваешься даже не в слова, а именно в мелодику и понимаешь общий смысл, настрой, которыми здесь руководствуются: если по-доброму, спокойно и без ругани, то всем, оказывается, может быть хорошо. И касается это не только рабочих планов какой-то отдельной общепитовской точки, а людей вообще.

Наелись как следует, купили пару сувениров в подарок домашним. Благодарим на прощание. «Да что вы, о чем речь! – Парень улыбается. – Нам только в радость!» Я не выдержал и спросил, чем объясняется такое гостеприимство и отношение к человеку не как к клиенту, а именно как к человеку. «Слыхал, во Пскове новый митрополит. Он, говорят, много интересных проектов с собой привез. Ваше гостеприимство – не плод деятельности активного митрополита?» Парень расхохотался: «Вы вроде лимонад пили, ничего крепче кефира у нас нет, откуда такие мысли-то?» Потом посерьезнел: «Я не очень понимаю, почему нужен обязательно целый митрополит, да еще с проектами, чтобы человек просто мог сделать доброе дело. Взял и сделал, и слава Богу – в чем проблема? Зачем утруждать митрополитов, не пойму».

И вот эта скобарская непонятливость так меня впечатлила, что все три с половиной часа дороги в Питер дочь и супруга должны были выслушивать мои ностальгические стенания по Пскову. Дочь культурно и скромно молчала, а жена достала книжку по истории этого действительно прекрасного города и иногда задавала наводящие вопросы. Например, про тевтонцев.

Приезжайте во Псков, в общем. Только ноги вытирайте. Народ тут серьезный. Но и добрый – не пересказать.

Как младший Христа поздравил

Младшие вдруг решили повзрослеть и после завтрака затеяли серьезный разговор о целесообразности и способах заботы об окружающем мире. Результатом дискуссии стала категорическая просьба заменить живую елку для Нового года и Рождества Христова на живого крокодила: во-первых, он тоже зеленый, во-вторых, с ним поговорить можно, в-третьих, игрушкам и гирляндам он всяко обрадуется. А елку жалко – пусть растет себе в лесу. Сообщение старшей и даже нас, родителей, об отсутствии крокодилов в наших широтах было встречено презрительным молчанием и потребовало подтверждения бабушек и дедушек.

Вздохнув о несовершенстве мира, где даже порядочной рептилии не везде найдется место, елку решили поставить все-таки искусственную, чтобы леса не портить. Им и так несладко, в наше-то время. «Тяжелые времена пошли!» – так и сказали. Мы переглянулись и обсуждение мирских проблем перенесли с общих семейных собраний на разговоры вдвоем.

Взрослению младшего способствует официальное разрешение прочим ходить теперь на исповедь. «Ладно, вашу Симку-Пимку я не считаю: она и так старуха и на пианино играет (Серафиме – 14), но почему это Машка может ходить себе на исповедь, а я, видите ли, нет? Мне тоже есть что сказать Богу».

Ну, раз есть о чем поговорить, кто я такой, чтобы встревать в их беседы. Подошли к священнику, предупредили, чтобы не сильно пугался, а тот как обрадуется: «Ух, наконец-то! Луч света в … а, ну да. Вы ведь тоже придете».

Исповедь в нашем храме чаще всего идет отдельно: после всенощной или до литургии – таким образом, как грамотно, на наш приходской взгляд, рассудил настоятель, «службе – службово, исповеди – оно самое, и нечего их смешивать».

Дети храм, к счастью, любят – спасибо, кстати, многим бабушкам за их добрые улыбки, терпение и снисходительность, которые помогают младшим считать церковь своим домом. Однажды до того долюбили, что, объевшись конфетами (мы недоглядели), дети диатезом страдали дня три. Зато поняли, что делиться надо. Хотя бы с папой. Он и так толстый.

Итак, младший отправился, рыцарски пропустив сестер вперед, на исповедь. К чести священника, тот отнесся к его стремлению повзрослеть всерьез. То есть не кинул епитрахиль на голову и дежурно прочитал положенный текст, а начал разговор, во время которого младший и правда выглядел взросло. Батюшка кивал головой, время от времени что-то, видно, подсказывал, младший отвечал страшным шепотом, священник улыбался. Потом, смотрим, юный исповедник о чем-то спрашивает. Священник заинтересованно улыбается и кивает головой. Младший распрямился. А это значит, что сейчас запоет. Ой!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная проза / Проза / Современная русская и зарубежная проза