Нерешенная задача

Первой значилась «Больница горы Синай», основанная в 1852 году еврейским филантропом С.Симсоном и находилась в восточной части Лексингстон Авеню, между 66-й и 67-й улицей. Ани не знала, что в эти годы в ней работал выдающийся доктор, отец американской педиатрии Абрахам Якоби, родившийся в Германнии и окончивший Боннский университет, человек доброго сердца и стремящийся помогать бедным. В свое время в Германии он был арестован за участие в немецкой революции в 1848 году. До конца своих дней он лечил всех, никогда не отдавая предпочтения людям высшего общества, считая, что перед болезнью все одинаковы.

Именно в эти годы в больнице были сделаны важные усовершенствования в технике переливания крови и создан первый аппарат для эндотрахеальной анестезии.

Домой Ани вернулась расстроенной и растерянной. Ей было отказано сразу по нескольким причинам. Штат больницы был хорошо укомплектован. Коллектив врачей состоял чисто из представителей еврейского сообщества и образование женщины было подвергнуто огромному недоверию несмотря на то, что она попросила в качестве испытательного срока предоставить ей место медсестры, и потом рассчитывала заняться непосредственно той работой, которая соответствовала её диплому врача. Она предполагала, что его дубликат (оригинал же утонул) к этому времени уже прибудет в страну. На неё двусмысленно посмотрели и вежливо дали понять, что в её кандидатуре не нуждаются.

Ночью она плохо спала. Резкий отказ. К ней даже не попытались присмотреться. Даже в Российском государстве, в больницу её взяли сразу медсестрой. Неприятный осадок, который застрял в голове и сердце, порождал много бурных мыслей, гонящих сон прочь. Ворочаясь, она не знала куда себя деть. Маленькую Джизи, уже переселили в детскую и в доме появилась нянечка. Поднявшись, она долго стояла у окна, устремив взгляд на полную луну, которая смотрела в окно своим обманчиво-туманным светом. Сама себе она говорила, что эта неудача сущие пустяки и ничего не значит. Ведь это только первая попытка и только первая Нью-Йоркская больница, которую она посетила, но что-то её тревожило. Ей так хотелось излить кому-то свою душу, свои переживания, впечатления. Она с желанием рассказала бы все Артуру, но он, как всегда, вернулся домой поздно. Только взглянув на него, она ощутила исходившую от него отстраненность от дома, от семьи и не потому, что у него изменились чувства к своим женщинам. А потому, что усталость давила на сознание, вытесняя эмоции, привязанности, ощущения домашнего комфорта. И она видела, что где-то, в быстро пробегающих в его взгляде оттенках самосуществования, он испытывает вину за то, что Ани и Джизи совершенно живут без его участия. А это тем более трудно, что они не на родине, но мысленно он давал себе обещание в самое ближайшее время уже покончить со своей занятостью, и начать больше времени проводить с семьей, но время не сбавляло своих оборотов и бизнес, который налаживал он в данный момент, требовал от него всех его сил.

Отойдя от окна и чуть замерзнув, так как приближалась зима, Ани не хотела ложиться. Сидя и слегка качая босыми ногами, она почему-то думала сейчас о Хелен и Доре. Как бы она хотела увидеть их, поговорить с ними! А её Ангел. Господи, а ведь надо принять, что его она уже никогда не увидит! Безусловная, верная любовь животного всегда согревали сердце. А здесь ощущение полного одиночества и беззащитности, Бетти, Бетти, ей так повезло с ней, но …все не то, разве поймет она. как сердце плачет по родине, по своим друзьям, по тому дому!

Рука Артура обняла её за плечи. Она почувствовала его дыхание у шеи. И услышала вопрос, который удивил, потому что она и словом не обмолвилась с ним о своих волнениях. — Ани, одиноко тебе? — и в голосе у него было столько теплоты, что она не могла не пробудить в ней чувство жалости к себе и слеза побежала по щеке. Она только тихо проговорила. — А что мне с этим сделать? — и это даже как бы был вопрос самой себе.

Он погладил её по волосам и затем с вздохом уткнулся лбом в её затылок, вдыхая запах её волос. Несколько секунд они оба сидели так, молча, он ничего не говорил, и она молчала. Интуитивно она ощущала, что он сейчас перестал быть отстранен, как в те моменты, когда он вечером возвращался домой. Он прекрасно понимал её чувства и читал о том, что творилось в её сердце, как открытую книгу. Вероятно, потому что был старше, опытнее в жизни, а может и благодаря своей проницательности. И вот она снова услышала его ласковый голос. — Ани, милая, надо потерпеть! Просто перетерпи. Все это улетучиться. Это временем рассеивается. Мы же уже столько пережили… И я постараюсь побыстрее, чтобы все наладилось. Дела наладятся, появиться больше свободного времени, мы же вместе. Мы любим друг друга и это великое счастье. Ани, поверь мне, родная, — самое большое счастье — жить вместе со своим любимым человеком, а если это еще в тепле и достатке, то все остальное просто ничтожно по сравнению с этим.