Нерешенная задача

Вечером она ехала домой уже с Науми вместе. Она определила для неё ту же комнату, в которой лечился и Джо и Том. В доме снова начался карантин. Они с Бетти заходили туда только в повязках, а детям, строго настрого, приказали туда не заглядывать. Гуляла во дворе с малышкой днём только сама Бетси, вечером спать её укладывала Ани. Все игрушки Джизи перекочевали в комнату Науми и чтобы скрасить её досуг, ей предлагали много вкусностей. Малышка вначале от переизбытка новых впечатлений, которые неожиданным образом вошли в её жизнь о матери совсем не спрашивала. Но вскоре пришлось очень трудно. Она стала скучать и звать маму. Ани просто не знала, что делать! Бетси целыми днями вынуждена была пропадать в её комнате, купили для неё кукол, новую одежду. Кухня была заброшена напрочь, но все снисходительно перебивались перекусами, но даже саму Науми необходимо сейчас было хорошо кормить, поэтому походы по магазинам взяла на себя Ани. Вечером, она заказывала экипаж и уезжала в центр города, на авеню, где находилось большое скопление магазинов и вечером с корзинами продуктов возвращалась домой. Так прошло несколько недель, все очень устали. Тернер, как обещал достал все, о чем просила Ани и даже «медведку» — природный антибиотик. Но девочке лучше не становилось. Ани стала мрачнеть с каждым днём. Она чувствовала, что привязалась к этому ребенку. Самой яркой, индивидуальной особенностью всех представителей негритянской расы, с которыми её свела жизнь — была природная доброта и искренность. Они как малые дети относились к тебе с безусловной любовью, не требуя ничего взамен. В них не было хитрости и эгоистичности, самолюбия. С ними всегда легко и просто себя ощущал, и она больше предпочитала их общество, чем то, в которое её звал Иден Тернер. Войцеховский был далеко и его присутствие из семьи незримо уходило, развеивалось как дым. Его все реже стали вспоминать из-за дневных и вечерних хлопот, его личные вещи убирались в дальние шкафы и на дальние полки чисто автоматически, по ненадобностью и его мужественный образ исчезал даже из памяти Билли, для которого он стал авторитетом с первых же минут появления в этом доме после воскрешения.

Итак, Науми перестала играть. Её силы забирал кашель и теперь уже постоянно на её носовых платках, которые замачивались в тазу дюжинами, всегда появлялась кровь. Она так быстро стала слабеть и очень часто плакать и Ани, казалось, что неким шестым чувством, девочка прекрасно понимает, что ей жить осталось совсем чуть-чуть, а жить так хотелось! Её глазенки уже не загорались от преподнесенного огромного, румяного пряника или ярко красного леденца на палочке, а во взгляде читалась глубокая грусть и еле уловимое чувство вины, но Ани говорила сама себе мысленно «этого не может быть, она не может понимать, что скоро умрет и не может ощущать чувство вины, для этого необходимо взрослое сознание». Но тем не менее, даже Бетси стало казаться, что она улавливает это внутреннее невысказанное чувство вины малышки за то, что не оправдала надежд, не окупила выздоровлением им хлопот и стараний. А они так старались! Даже от своей родной матери она не видела столько ласки и добрых слов, как от чужих тетенек. И дело было не в грубости или не любви кровного родителя, а лишь только в том, что мама родная так стремилась её прокормить и одеть и прилагала неимоверные усилия, чтобы они выжили в этом жестоком мире, что на ласку время и сил на все остальное не оставалось.

Сколько будет Ани жить, столько в её памяти ярким эпизодом будет один из вечеров общения с малышкой, когда она уже не ходила сама. — Ани — так она её всегда называла — я встречусь со своей мамой? — спросила её Науми.

Ани лежала поперек её кровати, у неё в ногах и листала большую книжку в ярких картинках, которые ей купили для чтения на ночь. Ани и самой было интересно окунуться в мир английских сказок, с их специфическим отношением к миру ребенка и взрослого и их взаимоотношениям. Центральным героем любой английской сказки, всегда был ребенок, с его странствиями и приключениями. А сказка о трех поросятах — она Науми понравилась больше всех!

Ани часто, часто заморгала. Слезы подступили к глазам, сердце сжалось. Она четко сейчас поняла — девочка знает, что происходит с ней, вокруг неё — как бы тщательно от неё это не пытались скрыть. Неким природным чутьем, а может детской непосредственностью и чистотой, первозданностью, не замутненного ничем наносным, разумом, она брала информацию из космоса, или сами ангелы готовили ей дорогу отхода в мир иной.

С изумлением Ани всматривалась в карие глазенки Науми, и ей сразу представлялось личико Джизи, так как у неё тоже были карие папины глаза и испытывала грядущий страх потери. А ребенка в этой жизни она уже теряла. Этот страх, как эхом прокатывался по её подсознанию.

Она стала гладить девчушку по тоненькой руке и губы её дрожали.