— Держитесь. — услышал он рядом голос Утермена, который словно чувствовал его состояние. С закрытыми глазами, читая про себя единственную молитву, которую он и знал то кусками, отрывочно, как заклинание, он вновь и вновь произносил своему сердцу, интуитивно чувствуя, где находиться частица Господа. Вся жизнь, какими-то вспышками, событиями и самыми дорогими лицами вставала как на кинопленке в памяти, пробуждая огромную тягу соприкоснуться хоть еще один раз с ними, сказать те слова, которые были не досказаны и именно это было сейчас самым важным! Щемящей болью в сердце гложила тоска по дочери, которую он, вероятно, уже никогда не увидит, её маленькие цепкие и такие хрупкие ручонки не коснуться его щеки, не обнимут за шею, и только сейчас и это самому ему было удивительно, он так ясно понимал смысл и счастье всей своей жизни — это её маленькие ручонки, когда они обвивали его за шею и только в эти самые моменты он и был по-настоящему счастлив, а все остальное — это ложная, иллюзорная суета, вечный круговорот бытовых проблем, стремление иметь как можно больше денег — отодвинулось в такой дальний угол, что казалось смешным и даже нелепым! У него по щеке скатилась скупая слеза, может быть единственная и первая за прожитую жизнь, потому что он никогда не плакал и не думал ни о ком с такой тоской, какая рвала сердце на части сейчас. Он понял, что еще час, но может быть два ему хватит сил висеть всей массой своего тела на руках и все, пришёл его час. И такая спокойная, смиренная мысль, медленно и уверенно заработала в голове— «Такова моя судьба, я ничего не сделал для того, чтобы попасть в такие обстоятельства, все происходит не по моей воле, не согласно моих действий, а значит это воля того, кто свыше распоряжается всем и каждым! А я-то идиот всю жизнь имел убеждение, что я сам делаю выбор каждый свой день, каждое мгновение…».
Он медленно открыл глаза и повернул голову в сторону Джона Утермена.
— Вероятно, я вас непреднамеренно подвел под весь этот ужас! Я не думал, извините.
Утермен даже нашел в себе силы усмехнуться.
— Да… Бросьте вы! Причем здесь вы! Эти яхи кочуют по Америке то тут, то там, просто нам не повезло, а может это судьба? И мне себя не жалко, как ни странно, моей семье остаться без меня будет тяжело, ранчо, там нужна мужская сила! А встретиться с Господом я не боюсь, не знаю почему, сам не понимаю, почему?
Сознание помутнело и уже как в бреду, сквозь туман, застилающий глаза, он видел приближающиеся силуэты, высокую прическу, что казалось ему размытым овалом с чем-то круглым на голове и шум, голоса, горячий шлепок по щеке, разрезавший холод и легкое омертвение. Ему в лицо плесканули ушат холодной воды, неизвестно откуда взявшейся в этих местах, вероятно поблизости был водоем и тупая, ноющая боль вернулась терзать тело обратно. Артур тихо простонал и уже с безразличием ко всему происходящему, поднял взгляд на того, кто стоял перед ним.
Глаза индейца изучали его с любопытством, но были настолько серьезны, словно это рассматривание своего пленника являлось для него решение сложной математической задачи, но той колкости и зла, что были с самого начала их неожиданного знакомства, в них не было. Его окончательно привела в чувство боль, резанувшая по груди, когда индеец острием ножа стал чертить на его груди какие-то линии. Алая кровь появлялась после каждой вырезаемой черты и это не то, чтобы доставляло насильнику удовольствие, а было почему-то для него значимым. Артур со всей силы стиснул зубы и его взгляд наполнился жгучей ненавистью к со делавшему это!
Но высокий индеец с куксой на макушке головы резко отошел в сторону, уступив место дряблому, сморщенному старику с выцветшим совсем цветом глаз, который своими бесцветными глазами, как въедавшийся в тело червяк высверливал его взглядом, долго и напряженно, а затем запустил палец в одну из нанесенных ран и хорошенько вымазал его в крови. И эту кровь стал нюхать, словно смакуя, и пробовать на вкус, не понятно, что для Артура, определяя. Потом самым странным для всех движением поднял руку и опустил, быстро произнося фразы стоящим рядом с ним индейцам и резко потеряв интерес к Войцеховскому, они принялись проделывать все то же самое с Джоном Утерменом. После этого их сняли с деревьев и оставили лежать на земле.
Войцеховский снова потерял сознание и спустя какое-то время, вернувшись из небытия, он пришел в себя при полном свете и тишине. Ему показалось что он совершенно один, но приподнявшись на локте правой руки, обнаружил рядом сидевшего Джона Утермена. Тот с широкой улыбкой посмотрел на него, видя, что Артур очнулся и произнес:
— Молиться, молиться и еще раз молиться! Вы молились в это время или нет?
Артур смутно понимал логику вопросов, но отрешенно ответил — Как мог!
— А я ревностно молился и вот, сила Господней мышцы спасла нас!
— А где индейцы? — удивленно спросил Артур.
— Хрен их знает и Бог с ними! Они потеряли к нам всякий интерес и исчезли.
Артур машинально потрогал себя по голове.