Нерон. Император Рима

Во время допроса обвиняемых было упомянуто имя Аттика Вестина, в то время консула. Говорят, он был невиновен, но в той атмосфере всеобщего возбуждения казалось, что он определенно виновен. Неприязнь Нерона к этому человеку, который открыто оскорбил его, возможно, тоже добавила уверенности, что он участвовал в заговоре. В результате император отправил офицера и не менее пятисот солдат арестовать Вестина, поскольку у того на службе было много молодых людей, исполнявших обязанности его телохранителей, и Нерон подумал, что они могут затеять драку. Офицер застал Вестина дома за обедом с гостями. Тацит предполагает, что он мог намеренно устроить пир, чтобы создать видимость беззаботности. Солдаты вошли в дом и заперли гостей в пиршественном зале, а самого Вестина вызвали наружу и послали за доктором. Вестин сразу понял, что ему предлагается покончить с собой, и без единого слова сожаления сел и протянул доктору руки, подставив запястья. Прошло совсем немного времени, прежде чем в наступившей тишине Вестин скончался. Нерону сообщили об этом и спросили, что делать с гостями, которые оставались в запертом пиршественном зале, с минуты на минуту ожидая смерти.

Император ответил, что пока их нужно оставить там, где они находятся, и допрос заговорщиков продолжился. Сцевина, который рассказал все, что знал, в конце концов увели в ночь и обезглавили, однако Натал был помилован, и Стаций тоже. Гавия Сильвана, офицера, доставившего смертный приговор Сенеке, оправдали, но он, сознавая свою вину, сразу покончил с собой. Стаций, хотя и получил прощение, не смог вынести позора и тоже совершил самоубийство.

Наконец уже после полуночи двор прервал разбирательство, но прямо перед тем, как лечь в постель, Нерон вспомнил о гостях Вестина, запертых в пиршественном зале своего покойного хозяина. «Я думаю, они достаточно дорого заплатили за этот обед у консула», – сказал он, хмуро улыбнувшись, и приказал, чтобы всех отпустили, независимо от того, виновны были они или нет.

Следующее утро началось с примечательного инцидента. Тигеллин, который не так давно заболел туберкулезом, что, как считалось, было следствием его безнравственности, не мог спать почти всю ночь и с первыми лучами рассвета отдал приказ доставить к нему злополучную Эпихариду, чтобы снова допросить ее под пыткой. Однако после вчерашних мучений она не могла ходить, поэтому ее поместили в крытые носилки, которые несли четверо солдат. К концу путешествия солдаты отдернули занавески и с удивлением обнаружили ее повесившейся на своем поясе, прикрепленном к верху носилок. Женщина была мертва. Не в силах вынести мысли о новых пытках, она, несмотря на то что едва могла пошевелить вывихнутыми суставами, как-то умудрилась привязать свой пояс к горизонтальной планке у себя над головой и, сунув голову в петлю, удушилась.

Когда двор собрался снова, ему были представлены доказательства, что поэт Лукан тоже являлся участником заговора. Лукан, или, если говорить точнее, Марк Анней Лукан, родился в конце 39 года и, таким образом, был на два года моложе Нерона, который принимал в его судьбе особое участие, поскольку Лукан был сыном младшего брата Сенеки Мелы (того самого, любовницей которого была героическая Эпихарида). Нерон ценил его поэзию, подыскал для него оплачиваемую государственную должность и ввел в ближний круг своих друзей. На играх неронии в 60 году Лукан прочитал панегирик в честь своего благодетеля, которого на тот момент обожал со всем пылом своего поэтического сердца. Нерон был для него сверхчеловеком, настоящим богом на земле, и в первых книгах своей знаменитой Pharsalia описывает императора как божество типа Аполлона, несущего миру покой и процветание. Но теперь между ними царила холодность, которую злобная молва приписывала ревности Нерона к поэтическому дару Лукана, но которая, вероятнее всего, объяснялась, говоря словами Светония, «непомерным тщеславием» этого поэта. В поздних книгах Pharsalia Лукан начал клеймить империю, если не прямо самого императора, и изливать свое желание восстановить республику.

Это, конечно, была измена, и молодому человеку, судя по всему, не без согласия его дяди Сенеки, было запрещено публиковать свои опасные труды. После этого он приватно распространил поэму, где нападал на Нерона в самых нелицеприятных выражениях, за чем, естественно, последовало участие в заговоре. Лукан стал фактически одним из его лидеров и постоянно хвастался, что однажды бросит отрубленную голову Нерона к ногам своих друзей.