Нерон. Император Рима

Зимой 65 года и ранней весной 66-го он пребывал в подавленном, утомленном состоянии. Горечь печали и одинокие дни без Поппеи сводили его с ума. У него не осталось близких друзей, кроме Петрония, а после предательства тех, кого он так любил и кому доверял, он не пытался завести новых. Измученный чахоткой Тигеллин не был равным ему в интеллектуальном плане, он был скорее посредником в организации развлечений, чем другом, которому Нерон мог бы довериться. В поисках паллиативов разум этого человека редко заходил дальше похоти и пьянства. Из-за нехватки денег работы в императорском дворце – Золотом доме, которые так увлекали Нерона, остановились и, по сути, так никогда и не были завершены. Кроме того, он чувствовал, что лишился симпатии народа, а его нервы были в таком состоянии, что сквозь пелену частых слез он не видел вокруг себя ничего, кроме безжалостной враждебности. Ему казалось очевидным, что никто его не любит, разве что когда он поет. Но сейчас он чувствовал себя слишком несчастным, чтобы петь. Он слышал, что на его счет отпускаются всевозможные шутки, и время от времени грубые памфлеты о нем появлялись на стенах или тайком переписывались и ходили по рукам.

«Среди всех своих несчастий, – пишет Светоний, – странно и очень примечательно, что он с таким спокойствием терпел эти непристойности и другие оскорбления в свой адрес и относился на удивление мягко к тому сорту людей, которые нападали на него с бранью и писали пасквили». Даже когда сведения об этом представили сенату и были названы настоящие имена авторов этих оскорбительных сочинений, Нерон не стал отдавать их под суд. Правда, когда однажды некий комедиант Дат, который должен был произнести слова «Прощай, отец! Прощай, мать!» в пьесе, где он играл, сделал вид, будто ест что-то противное, когда произносил первые два слова, а произнося два других, изобразил движения пловца, явно имея в виду отравленные грибы Клавдия и кораблекрушение Агриппины, Нерон выслал его из столицы за дерзость.

В довершение личных несчастий императора разразилась национальная катастрофа: в Риме началась эпидемия чумы, и за несколько недель умерло около 30 000 человек. Улицы заполнились похоронными процессиями, а дома – телами умерших, ожидавшими похорон. Со всех сторон доносились стоны и плач, и на каждом клочке свободного пространства дымились и потрескивали погребальные костры. Пошел слух, что Нерон, которому не удалось сжечь горожан в огне пожара, пытается травить их, и теперь, когда какие-нибудь родовитые дети и те, кто за ними присматривал, умирали, съев на пикнике что-нибудь ядовитое, в этом видели руку Нерона, решившего уничтожить старую аристократию.

Потом налетел страшный ураган, который разорял Кампанию, разрушая деревни, с корнем вырывая деревья, нанося ущерб урожаю. Рим тоже ощутил на себе его свирепость, но не с такой силой. Вскоре после этого пришло известие, что Лугдунум (нынешний Лион), являвшийся самым красивым и богатым городом Галлии, полностью уничтожен пожаром, в связи с чем снова проявилась щедрость Нерона, который настоял, чтобы были сделаны пожертвования в пользу горожан, оставшихся без крова, и отправил им назад деньги, которые они внесли на восстановление Рима. Боги явно гневаются, говорили люди.

По городу снова поползли слухи о восстании, а распространившиеся в некоторых слоях общества нелепые рассказы, в которых Нерона обвиняли в гибели нескольких человек, которые на самом деле умерли от чумы, привели к тому, что в его адрес снова начали поступать угрозы. Его непопулярность никогда не была всеобщей, но степень неприязни к нему в некоторых кругах ярко отразилась в глупой байке, что он намерен отправить своих врагов живьем на съедение выставленному в то время напоказ в Риме диковинному египетскому уроду, который ел сырое мясо и мог зубами убивать животных.

Из-за таких слухов Рим стал противен императору, и он решил провести оставшуюся часть зимы в Неаполе, греческое население которого понимало и любило его. На время своего отсутствия он поручил сенату следить за любыми случаями возможных мятежей и при поступлении соответствующей информации подавлять их в зародыше. Нерон прекрасно знал, что такие случаи имеют место, но не хотел давать своим врагам поводов для нападений, лично предпринимая против предателей какие-либо действия. Пусть теперь этим займется сенат.