Нерон. Император Рима

В начале марта император снова уехал в Неаполь, но на третьей неделе того месяца, в день годовщины смерти его матери он получил известие, что Гай Юлий Виндекс, наместник Лугдунской Галлии (гальской провинции, столицей которой являлся Лугдун – нынешний Леон), поднял знамя восстания. Сам Виндекс – галл по происхождению, хотя его отец был римским сенатором – был потомком древнего царского рода этой провинции. Полученные депеши свидетельствовали, что он призвал к оружию своих соплеменников, к которым присоединились стоявшие там римские войска. Маловероятно, что Нерону передали речь, которую он произнес перед своими сторонниками, но она была записана, и Дион Кассий воспроизводит ее: «Наш долг восстать, – сказал Виндекс, – потому что Нерон разрушил весь римский мир, потому что он предал смерти лучших людей сената, потому что убил свою мать и потому что не хранит даже подобия прежнего правления. Убийства, конфискация собственности и другой произвол неоднократно совершался в отношении многих людей. Но как найти слова, чтобы описать другую сторону его поведения, как она того заслуживает? Друзья мои, поверьте, я видел этого мужчину – если он действительно мужчина, учитывая его отношения со Спором и Пифагором, видел его на арене театра и в оркестре, временами играющим на арфе и одетым как музыкант или актер. Я часто слышал, как он поет, слышал, как декламирует, слышал, как произносит строки из трагедий. Я видел его закованным в цепи, видел, как его таскали туда-сюда, видел его беременным, рожающим детей и представляющим все остальные ситуации из легенды. Кто после этого может назвать такого человека Цезарем, или Императором, или Августом? Никто и ни при каких обстоятельствах не смеет так оскорблять эти священные титулы! Их носили Август и Клавдий, но этому парню больше подойдет имя Тиест, Эдип, Алкмеон или Орест, потому что это их он воплощает на сцене и их титулы он присвоил себе, а не другие. И потому теперь наконец давайте восстанем против него. Приходите, чтобы помочь своей собственной стране и Риму и избавить от него мир!»

Интересно заметить, что в этой речи ужасным преступлением Нерона объявлено пение и игра на сцене. О жестокостях, в которых его обвиняли позднее, здесь не говорится. И на то есть веская причина: несмотря на все дурное, что о нем говорилось, Нерон не был жесток. Очевидно, Виндекс считал его не чудовищем в человеческом обличье, а нравственно испорченным певцом и актером, унижающим достоинство своего титула.

К известию о восстании Нерон отнесся весьма небрежно. Он привык к заговорам и безгранично верил в свою удачу. И в конце концов, даже если его свергнут, что такого? Он тогда продолжит свою музыкальную карьеру и не будет отвлекаться на государственные дела. Один астролог предупреждал его, что однажды он лишится всех своих денег, и Нерон ответил: «Артист сможет заработать на жизнь в любой стране». Другой астролог сказал ему, что он может потерять трон в Риме, но обретет владение на Востоке. И все эти предсказатели обещали ему жизнь долгую и счастливую. Поэтому новости не вызвали у Нерона большой тревоги. Когда ему принесли донесения, он только что позавтракал и наблюдал за какими-то гимнастическими состязаниями и, прочитав их, снова переключился на атлетов, а вскоре и сам присоединился к ним.

Тем же вечером пришли более серьезные известия, после чего Нерон начал громко ругать восставших, но друзья немедленно напомнили ему, что на следующий день он собирался петь для них. Они умоляли его поберечь связки, которые он мог повредить, понося своих врагов. В течение восьми дней он не предпринимал никаких шагов для подавления восстания. Но потом узнал, что Виндекс называл его «этот никудышный музыкант», и вышел из себя. «Я не никудышный музыкант! – гневно воскликнул он. – Я великий музыкант!» Повернувшись к своим друзьям, Нерон спросил, знают ли они музыканта лучше его. «Ничто так сильно не раздражало его, – пишет Светоний, – как такое принижение его музыкальных талантов. Он стал с жаром отрицать, что ему будто бы недостает мастерства в искусстве, в котором он в действительности достиг совершенства». Затем он отправил сенату письмо, говоря, чтобы они предприняли все необходимые шаги для разгрома восстания. Нерон извинялся, что не может приехать в Рим немедленно, объясняя, что немного не в голосе, будто единственной причиной для его возвращения в столицу было то, что он смог бы там выступить.

Потом пришла весть, что старый надежный наместник Рима в Тарраконской Испании (северная и центральная часть современной Испании) Луций Сульпиций Гальба вступил в отношения с Виндексом, предлагавшим сделать его императором. Однажды один из астрологов предупреждал Нерона остерегаться «семидесяти трех лет», и император решил, что речь идет о возрасте, в котором ему надо будет чего-то опасаться. Но теперь, заметив, что Гальба – совсем старик, Нерон услышал в ответ, что ему семьдесят три года, и в испуге отшатнулся.