Наконец, в начале апреля он поехал в Рим и по прибытии в столицу воспрянул духом, услышав, что наместник Верхней Германии Вергиний Руф со своими войсками, включая 4, 21 и 22-й легионы, выступил походным маршем, чтобы атаковать Виндекса. Ситуация выглядела обнадеживающе, и вскоре к Нерону вернулось его беззаботное настроение. Он снова стал выступать перед публикой и давать пышные пиры для своих друзей, где пел шуточные песенки о восставших. Он посещал театр инкогнито и однажды послал некоему актеру, которому очень аплодировали, записку, где в шутку, а может, со злости написал, что он может вытворять на сцене что угодно, пока он (Нерон) слишком занят, чтобы появляться на той же сцене. Кроме того, он присутствовал на освящении храма в честь божественной Поппеи, которую теперь отождествляли с Венерой, совсем как Клеопатру в те дни, когда Юлий Цезарь установил ее статую в построенном им в Риме святилище Венеры.
Шли дни, и казалось, дела идут хорошо. 2 апреля пришло известие, что Гальба на публичной встрече в Испании отказался от того, чтобы его провозгласили императором, и сказал, что подчинится воле сената. Одновременно с этим пришла депеша, где утверждалось, что Вергиний Руф приближается к Виндексу. В Риме преторианская гвардия под командованием Тигеллина и Нимфидия заявила о своей верности. В других легионах тоже не было мятежей. Однажды Нерон спешно послал за несколькими ведущими сенаторами, прося их явиться во дворец, но после краткого обсуждения ситуации нетерпеливо оставил эту тему и повел всех смотреть на новый трубчатый орган, приводимый в действие водой, и долго объяснял им принцип его работы и сложное устройство. Очевидно, речь шла об усовершенствовании первого гидравлического органа, изобретенного в Египте Ктесибием тремя столетиями раньше. «Я устрою его публичную демонстрацию в театре, – сказал Нерон и с улыбкой добавил: – Конечно, если Виндекс мне позволит».
Однако в начале мая дворец получил страшные известия, что Гальба и испанские провинции связали свою судьбу с Виндексом, что к ним присоединился бывший муж Поппеи Оттон, который по-прежнему был римским наместником в Португалии, и что Рубрий Галл, посланный из Рима с подкреплением, перешел на сторону врага. Узнав об этом, Нерон лишился чувств. Когда он пришел в себя, то разорвал на себе одежду и разбил себе бровь с криком: «Со мной покончено!» Одна из его старых нянюшек, которая жила во дворце с тех пор, когда он был ребенком, и не переставала любить его, обвила Нерона руками и стала шептать, что и другие принцы до него переживали подобные несчастья. Но он только стонал: «Я должен умереть. Я несчастен сверх всякой меры, потому что потерял империю, но до сих пор живу!»
Однако спустя несколько дней пришли хорошие новости. Виндекс, который уже начал называть Нерона его фамильным именем Агенобарб, словно его уже свергли, был изгнан из Лугдинума (Лиона) лояльными Риму местными жителями, и теперь ему предстояло сразиться в открытом поле с легионами из Верхней Германии. Вскоре после этого стало известно, что Виндекс потерпел поражение и был убит.
Нерон приободрился, гибкость его натуры позволила ему быстро забыть свое уныние. Он заявил, что сам поедет в Галлию и завоюет сердца побежденных мятежников, спев для них. Войска следует двинуть в Испанию против Гальбы и Оттона, а он поедет следом, обращаясь к недовольным посредством музыкальных и театральных представлений. Однажды после обеда Нерон сказал своим друзьям: «Как только я приеду в Галлию, я явлюсь к недовольным войскам без оружия и со слезами на глазах. Я буду говорить с ними и петь для них, и после того, как мне удастся вызвать у них раскаяние, то объявлю день всеобщего ликования и спою им песни победы, которые отправлюсь сочинять прямо сейчас».
Нерон принялся нетерпеливо планировать свое большое западное турне, полагая, что оно должно быть похоже на его недавнее турне по Греции. Прежде всего он позаботился о повозках, на которых повезут его музыкальные инструменты и сценические декорации. Затем начал готовить большой хор девушек, нарядил их в костюмы амазонок, постриг им волосы и выдал бутафорские мечи и щиты. Их предполагалось задействовать в какой-то впечатляющей постановке, которую он придумал и для которой, видимо, лихорадочно сочинял слова и музыку. Он приказал всем состоятельным людям страны присылать ему рабов для использования их в качестве рабочих сцены и, поскольку от его личного состояния осталось очень мало, велел своим «арендаторам» выплатить ему ежегодную ренту авансом.