В течение дня по городу разлилось всеобщее сожаление об императоре. Когда он прошлым вечером вышел из дворца, говорили теперь люди, то не бежал, а совершенно открыто поехал в Сервилианские сады. Ночью он смело проскакал через весь город в дом Фаона, надеясь, что доброжелатели в конце концов придут туда, чтобы помочь ему. Но когда сенат объявил его врагом государства, он благородно убил себя. Он повел себя храбро, как и подобает последнему из славного рода Юлиев. Какими мирными и процветающими были все годы его царствования! Только во время и после его турне по Греции агенты – такие, как Гелиос – стали грабить людей. Это не его вина. Как он был красив, какая прекрасная фигура, как у молодого человека! Правда, он был одержим манией музыки, но голос у него действительно был великолепный. Если бы он сразу выступил против старого Гальбы, то с легкостью подавил бы восстание, потому что кому нужен этот старик в качестве императора?
Настроение толпы произвело такое большое впечатление на Ицела, главного агента Гальбы в Риме, что, хотя некоторые люди, как уже было сказано, сбрасывали статуи Нерона, он решил позволить, чтобы его похоронили, как подобает. Он и Нимфидий, второй префект преторианской гвардии – впрочем, скорее первый, поскольку он заставил чахоточного Тигеллина отойти от активных дел, – контролировали происходящее в Риме, но никто не утверждал, что Нимфидий побывал на месте трагедии. Похоже, в дом Фаона пошел один лишь Ицел, и были даны указания обращаться с телом Нерона уважительно. В доме Ицел обнаружил Спора, который сидел и плакал. Позднее Нимфидий послал за этим странным существом и забрал его к себе в дом, но о судьбе Фаона никаких упоминаний нет. Двум старым женщинам, Эклоге и Александре, ухаживавшим за Нероном, когда он был ребенком, разрешили подготовить его тело к похоронам. Днем помочь им пришла бывшая любовница императора Акта, случайно оказавшаяся в это время в Риме.
Не лишним будет упомянуть, что, по преданию, за несколько лет до этого святой Павел обратил печальную Акту в христианство. Однако единственным подтверждением этой истории является утверждение святого Иоанна Златоуста, что им была обращена некая дама – имя не называется, – являвшаяся любовницей Нерона. В том, что это была Акта, нет ничего невозможного, и, если это так, есть что-то удивительно драматичное в воображаемой картине новообращенной, молившейся Христу о душе ее царственного возлюбленного, к которому ее товарищи-христиане, как было сказано выше, уже начинали относиться как к Антихристу.
Похороны, вероятно, состоялись ближе к вечеру того же дня. Тело, помещенное на повозку, накрыли дорогой белой тканью, в которую были вплетены золотые нити, и после кремации, сведений о месте проведения которой не сохранилось (возможно, это был сад Фаона), Акта и две нянюшки собрали пепел и перенесли его в семейную гробницу Агенобарбов в саду на Пинчианском холме. Добавим, что спустя несколько месяцев туда принесли порфировую урну, куда поместили пепел, а перед ней воздвигли мраморный алтарь, окруженный мраморной балюстрадой. Днем Ицел выехал в Галлию, чтобы передать новости Гальбе, которому он в конечном счете сообщил, что знает о смерти Нерона не понаслышке, поскольку сам побывал в доме Фаона и видел тело. Однако, как только он уехал, Нимфидий сам сделал попытку занять императорский трон, поскольку всегда считал, что является сыном императора Клавдия. Его мать была красивой женщиной и время от времени привлекала внимание этого императора, как, впрочем, и многих других придворных и официальных лиц. Но сходство Нимфидия с Клавдием, хотя и было удивительным, не превышало его сходства с неким гладиатором, которым восхищалась его мать.
Он был далеко не так популярен, как воображал. К тому же с его стороны было весьма неделикатно повсюду таскать с собой Спора, одетого в женское платье, которого он теперь называл Поппеей. Когда возникло предположение, что Нимфидий может занять императорский трон, видный офицер по имени Антонин Гонорат обратился с речью к преторианцам, призывая их не нарушать клятвы, данной Гальбе.
«Злодеяния Нерона, – сказал он, – придали определенную правомерность вашему предыдущему отступничеству, но у вас нет никаких оснований предавать Гальбу. Тогда вашим оправданием было убийство Нероном матери, кровь жены, его появление на сцене и среди актеров, унижающее достоинство императора. Но даже несмотря на это, мы не отреклись бы от него, если бы Нимфидий не заставил нас поверить, что Нерон сам отрекся от нас и бежал в Египет. Должны ли мы теперь убить Гальбу, чтобы умилостивить дух Нерона? Давайте лучше убьем Нимфидия, сделав тем самым то, чего он заслуживает, и одновременно отомстим за смерть Нерона и продемонстрируем свою верность Гальбе».