Нерон. Император Рима

Клавдий очень доволен и хочет послушать еще хвалебных песен, но Меркурий ведет его в ад, куда еще раньше спустился Нарцисс, чтобы подготовить все для него. И когда они прибывают туда, вольноотпущенник выбегает и начинает лебезить перед своим хозяином. Но Меркурий бьет его палкой и отгоняет прочь. Потом они спускаются в глубины преисподней, которыми император совершенно очарован, пока ему на глаза не попадается Цербер – пес, который охраняет ворота Аида, как следует из пояснения, поскольку в этой черной лохматой твари едва ли можно узнать собаку, тем более что Клавдий привык к белому пуделю. Однако император, собрав все свое мужество, надменно выкрикивает: «Клавдий Цезарь идет!», после чего перед ним собирается толпа, которая смеется и дурачится.

В это время появляется Мессалина, за ней следуют все жертвы как Нарцисса, так и Клавдия. «Хм, – бурчит император, – повсюду друзья! Как вы все сюда попали?» После этих слов возмущенный дух вызывает его на суд, где Клавдий предстает перед Эаком, одним из трех судей царства мертвых. К его огромному удивлению, его судят за убийство тридцати сенаторов, трехсот пятидесяти благородных мужчин, а также простых людей, которых так же много, как песчинок на морском берегу. Никакая защита не допускается, но, хотя Клавдий думает, что это несправедливо, ему это не в диковинку. Его приговаривают вести бесконечную игру с бездонной коробкой для игры в кости, но тут появляется Калигула и просит, чтобы ему отдали Клавдия в качестве раба, напоминая, что частенько пинал его, когда он (Калигула) пребывал на земле. В результате Клавдия передают Калигуле, и тот назначает его секретарем к одному из своих вольноотпущенников.

На этом сохранившийся текст заканчивается, но некоторые абзацы, похоже, отсутствуют, поскольку Дион Кассий, несомненно ссылаясь на тот же самый фарс, говорит, что Клавдия превращают в тыкву, так что вместо обожествления он закончил, так сказать, «тыквизацией».

Трудно сказать, какой могла быть реакция Агриппины на эту нечестиво забавную сатиру. С одной стороны, она была направлена против нее, поскольку Агриппина, будучи женой Клавдия, как известно, контролировала все дела и была ответственна за многие из так называемых его преступлений. С другой – этот фарс мог служить ее оправданием в глазах тех, кто считал, что она отравила Клавдия и определенно представляла ее врага, Нарцисса, малоприятной личностью. Однако тот факт, что эта сатира наносила вред императорскому достоинству, наверняка оскорблял ее чувство допустимого. Таким образом, можно предположить, что она упрекнула своего сына за эту шутку, которую вполне могла назвать проявлением дурного вкуса. Что же касается Сенеки, то его она, вероятно, так никогда и не простила.

Тем временем в другом отношении поведение Нерона вызывало у Агриппины не меньшее беспокойство, поскольку оно не соответствовало ее представлению о достоинстве не только императора, но и любого другого человека. Не следует забывать, что, хотя он был воспитан на мрачных историях о благородных деяниях своего предка Августа, в его жилах текла еще и кровь безрассудного Антония, чья жизнь с Клеопатрой в Александрии была образцом светского веселья. Антоний был врагом Августа, и Нерон, на которого наводило скуку само имя последнего, охотно подражал выходкам Антониева «Общества неподражаемых прожигателей жизни» – модного клуба, поведение членов которого сильно напоминало очаровательных созданий наших дней, известных широкой публике как «золотая молодежь».

Теперь, когда Нерон узнал, что по ночам «неподражаемые» имели обыкновение переодеваться и носиться по городу в поисках приключений, он и его новые друзья, которым нравилось считать себя людьми с беззаботным греческим духом и для которых самым любимым развлечением было шокировать достойных римских зануд, решили последовать примеру незабвенного Антония, иными словами, удариться в загул. Нацепив парики и фальшивые бороды и нарядившись простыми горожанами или крестьянами, они блуждали в темноте по улицам, вытворяя всевозможные глупости. Иногда они стучали в двери добропорядочных горожан, а потом либо убегали, либо подшучивали над теми, кто выходил на стук. Иногда заходили в дешевую таверну и убегали, схватив бутылку вина или вывеску у входной двери. Еще они любили пробраться в чей-нибудь частный сад и включить фонтаны, или унести их сопла, или ворваться в дом и стащить какой-нибудь трофей. Иногда останавливали какого-нибудь пьяницу и заворачивали его в простыню, или приставали к людям на улице, или преграждали им путь и доводили дело до настоящей драки.