В том новом окружении, где он оказался, Нерон быстро обнаружил, что все чувственные странности и сладострастие, к которому ведут человеческое существо желания, задуманные природой исключительно для воспроизводства себе подобных, воспринимаются не просто терпимо, но и вызывают восхищение как непременные составляющие артистической и культурной жизни. Так, например, обычным делом для мужчин-модников считалось влюбляться в красивых юношей, а для юношей – питать страстную привязанность к мужчинам более старшего возраста. Как известно, эта странность всегда была присуща в большей степени жителям южных и восточных стран, но время от времени наступали периоды, когда она распространялась даже на севере и западе. Действительно, сегодня мы, жители Запада, переживаем одну из страшных эпидемий этого патологического отклонения. Поэтому, оглядываясь назад, на Древний Рим, мы смотрим на это достаточно привычным взглядом, и наше возмущение этим извращением мужских склонностей не воспринимается слишком остро.
Нерон, который по молодости лет отчаянно стремился стать светским человеком, делал все, что мог, чтобы не отстать от моды в этом вопросе, но реального успеха не достиг. Он был неисправимо нормален. Правда, была в его натуре та немного женственная черта, которую можно наблюдать у большинства артистических натур, но она была недостаточно сильна, чтобы изменить естественное направление его желаний. Не имея явной склонности к описанному выше извращению, он, похоже, никак не мог решить, чего хочет: быть молодым мужчиной, увлеченным юношей, или красивым юношей, в которого влюблен какой-нибудь молодой мужчина. В конце концов его грубая, неэлегантная мужественность проявилась в том, что он соблазнил одну из весталок.
Затем, где-то в январе, его нормальность внезапно привела его к социальному падению. Нерон без памяти влюбился в девушку-рабыню Акту. Это был его первый роман, и, как многие первые романы, он начался вскоре после его семнадцатого дня рождения и за несколько недель превратился в привязанность, обещавшую продлиться всю жизнь, но закончился еще до достижения Нероном двадцати лет. Мы почти ничего не знаем об Акте, за исключением того, что это была скромная, непритязательная маленькая девушка греческого происхождения из Малой Азии. Она никому не доставляла проблем, даже после того, как император охладел к ней и ее сердце было разбито.
Конечно, Нерон никогда не делал вид, что питал нежные чувства к своей официальной жене Октавии, которой на тот момент было между пятнадцатью и шестнадцатью. Возможно даже, что он уже почувствовал к ней неприязнь, которую определенно чувствовал позднее. Наконец, у них едва ли могли быть основания для взаимного уважения, поскольку он наверняка не доверял ей, как дочери Мессалины, в свое время пытавшейся его убить, а Октавию, должно быть, возмущало, что Нерон уделял ей так мало супружеского внимания, а недавно сделал такое посмешище из ее отца. Поэтому, когда он влюбился, его первой мыслью было развестись с Октавией и жениться на Акте. Его до странности честная и открытая натура с растущим неприятием аристократической традиции не позволяла ему довольствоваться тем, что девушка, которую он страстно любил, должна была оставаться его любовницей. Он благородно хотел видеть ее своей женой и императрицей.
Сенека и Бурр пользовались его доверием в этом вопросе, как и его молодые друзья Маркус Оттон и Клавдий Сенецион. А вот циничный Петроний, не питавший никаких иллюзий, по-видимому, не имел доступа к тайне, из чего можно сделать вывод, что на самом деле Нерона смущали его высокомерные скучающие манеры. Сенеку, видимо, радовало, что Нерона перестали интересовать сомнительные выходки и извращения, и он обратился к нормальной любви, тем более что Акта была очень нежной и скромной девушкой. Но когда пылкий молодой человек сказал, что хочет на ней жениться, учтивый философ, переведя дух, заметил, что народ Рима вряд ли примет в качестве официальной супруги императора гречанку, рожденную в рабстве. Нерон, конечно, даровал ей свободу еще в самом начале любовной истории и теперь подкупил нескольких сговорчивых людей в ранге консулов, чтобы они состряпали родословную, подтверждавшую, что Акта ведет свой род от пергамского царя Аттала. Но потом Сенека напомнил ему, что Август издал закон, запрещавший человеку в ранге сенатора – а Нерон имел этот ранг и даже более – жениться на женщине, которая родилась несвободной. И снова этот Август! Как же Нерон теперь ненавидел своего пафосного предка!