Однако Агриппина со своей стороны видела ситуацию совсем иначе. На протяжении всего детства Нерона она боролась и интриговала ради него. Она совершала любые преступления во имя его, считая, как уже было сказано, что, став императором, ее сын долгие годы будет оставаться ее младшим партнером в управлении миром. До тех пор, пока Клавдий был жив и являлся послушным орудием в ее руках, она обладала верховной властью. И только по причине того, что он восстал против нее, ей пришлось желать смены императора, посадив на трон вместо ничтожного мужа послушного сына. Но эта перемена оказалась фатальной для ее верховенства, необходимого Агриппине как воздух, и она чувствовала горькое разочарование. Она совершила ужасную ошибку. Мальчик, которого она так любила, которого так старательно готовила, чтобы он стал ближайшим соратником и единомышленником в ее трудном деле, повернул против нее. А теперь он отдал свое сердце глупой маленькой девчонке-рабыне, которая к тому же – вот незадача! – оказалась хорошей женщиной. Нерон не стоил той любви, которой она – его мать – щедро одарила его. Агриппина начала понимать, что ей придется набраться решимости, чтобы уничтожить то, что она так любовно вскармливала. В последние часы она дошла до того, что уже почти возненавидела сына и теперь впервые смогла подумать, какие преимущества может получить, избавившись от него.
Тацит пишет, что в гневе «она забыла себя, встав на путь угроз и террора». Выкрикивая угрозы в адрес сына, она предалась мрачным мыслям, что найдет способы поднять против него всю страну. Она бросала свирепые взгляды на Бурра и проклинала Сенеку, называя его неблагодарным негодяем, который до сих пор сидел бы в ссылке на Корсике, если она не добилась бы его прощения. Наконец, выпалила имя Британника, опрометчиво заявив, что на императорском троне он был бы лучше Нерона.
Примерно в то же время произошел еще один существенный инцидент. В один из дней Нерон и его друзья играли в фанты. По правилам, избранный «царь» игры отдавал каждому из участников приказ совершить определенное действие. Британник, которому вскоре должно было исполниться четырнадцать, тоже участвовал в игре, и, когда подошла его очередь, ему в шутку приказали встать посреди комнаты и спеть песню. Ожидалось, этот мальчик, будучи робким и не привыкшим к подобным забавам, которые считались слишком возбуждающими для его нервной эпилептической конституции, будет озадачен и опозорится. Но вышло совсем наоборот. Бледный чувствительный юноша – трагическая фигура, – чувствовавший себя старше своих лет, озлобленный на весь мир из-за своего слабого здоровья и сиротства, взял в руки арфу и с полным самообладанием исполнил широко известную песню, в которой говорилось о горе ребенка-сироты, лишенного своего законного наследства, нелюбимого, нежеланного и одинокого. Когда он закончил, наступила звенящая тишина, веселье покинуло игроков, и все выразили сочувствие несчастной судьбе мальчика.
Вспоминая этот инцидент и видя, что в последнее время Британник ходит очень хмурый, Нерон заинтересовался, не напомнил ли кто-нибудь сводному брату о его предполагаемых проступках. Проведя своего рода расследование, он, к своему изумлению, обнаружил, что виновницей была его мать, которая собственными руками сделала все, чтобы оттеснить Британника в безвестность. Вскоре после этого, 12 февраля, состоялось празднование четырнадцатилетия Британника, и Агриппина, весь день практически не разговаривавшая с Нероном, демонстрировала подчеркнутое внимание к его кузену. На следующий день Нерон попросил ее объяснить, что происходит. В ответ Агриппина снова обвинила его в неблагодарности и сказала, что это она одна сделала его императором, а теперь он использует свою власть только для того, чтобы третировать и оскорблять ее.
Потом ее злость перешла в ярость, и, как пишет Тацит, «она бросала ему упреки, сопровождая это бурной жестикуляцией, призывала в свидетели божественного Клавдия и духов подземного царства и перечисляла свои многочисленные преступления, совершенные напрасно. Она заявила, что подрастающий Британник – истинный потомок и законный наследник императорской власти своего отца, для которого Нерон – всего лишь приемный сын, который теперь занят тем, что попирает свою мать. Она сказала, что не побоится предать гласности все грехи их злополучного семейства, включая ее собственный кровосмесительный брак с Клавдием и ее вину в его отравлении. Однако благодаря воле богов и ее собственной предусмотрительности у нее осталось одно последнее средство – по-прежнему жив ее пасынок, Британник. Она пойдет с ним в казармы преторианской гвардии, и преторианцы наверняка выслушают ее, дочь Германика. Они не то что этот негодяй Бурр и этот бывший ссыльный Сенека – один с искалеченной рукой, другой с языком педанта, – настаивавшие на своих притязаниях управлять миром».