Нерон. Император Рима

Однако со временем Поппея начала видеть преимущества, которые давало ей поощрение художественного развития этого пылкого юноши путем одобрения, а не издевательства над его стараниями стать достойным ее, и вскоре изменила и его самого, и его дворец. Неизвестно, любила ли она Нерона когда-нибудь по-настоящему, но нет сомнений, что она посвятила себя ему и что своим великолепием, совершенством, роскошью и вытекающей из них расточительностью, которыми прославился его двор, он был обязан скорее ей, чем ему. Нерон оказался прилежным учеником, и в вопросе траты денег он быстро превзошел свою наставницу. Как только ему открывали глаза на недостатки, имевшиеся во дворце, он быстро вносил необходимые изменения.

Агриппину эта новая любовная история привела в бешенство, особенно потому, что Поппея представляла тот модный круг римского общества, который смеялся над старыми порядками и позволял себе жить по-гречески, быть космополитами, современными, насмехаться над памятью боготворимого Августа и подражать образу жизни и поступкам его соперников, Антония и Клеопатры. При первой же возможности она снова набросилась на Нерона, пытаясь воздействовать на его чувства. Она говорила, как сильно разочарована в нем, а когда он неловко ответил, что на сей раз намерен действительно развестись с Октавией, чтобы иметь возможность жениться на Поппее, Агриппина вышла из себя и, по-видимому, повторила свои угрозы добиться его свержения. И хотя она вела уединенную жизнь, хотя ее лишили реальной власти, нельзя забывать, что из уважения к ней Нерон позволил сохранить высокие посты за теми, кто демонстрировал свою дружбу с ней, тем самым поощряя их к тому, чтобы служить ей. Способность Агриппины плести интриги и организовывать заговоры возрастала, а ее доминирующее отношение к сыну, которое никогда не ослабевало, снова становилось настолько ярко выраженным, что Тацит написал, что в это время она постоянно оказывала давление на сына и стала его ночным кошмаром.

Вскоре Поппея обнаружила, что Агриппина является главным препятствием для ее собственной власти, с которым ей приходится бороться. Это Агриппина возражала против его «неримского» образа жизни; это Агриппина высмеивала старания, которые прилагал ее сын, чтобы украсить дворец и сделать дом императора эталоном элегантности; это Агриппина предупреждала его, что Поппеей движет не любовь к нему, а тщеславие; это Агриппина настраивала римлян уважать и почитать Октавию; и именно она распространяла слухи, с каким достоинством Октавия сносит все оскорбления, из-за чего массы постепенно начали симпатизировать императрице.

В результате в один из дней ближе к концу 58 года Поппея «бросила перчатку», заявив Нерону, что она не готова и дальше быть его любовницей, если во всем, что она для него делает, ей вечно будет препятствовать скрытое коварное сопротивление его матери.

«Ты просто школьник, – восклицала она, – связанный своей матерью по рукам и ногам! И вместо того, чтобы вести себя как император, ведешь себя как раб. Почему не женишься на мне? Может, считаешь, что я недостаточно красива или не ровня тебе по рождению – я, чьи предки были удостоены в Риме самых высоких почестей? Может, ты боишься, что я не подарю тебе сына? Или сомневаешься в моей любви к тебе? Нет! Правда в том, что ты думаешь, будто я, став твоей женой, разоблачу твою мать, открою сенаторам глаза на ее прошлые интриги против них и навлеку на нее возмущение народа ее высокомерием и алчностью. Совершенно ясно, что она никогда не станет терпеть невестку, которая тебя любит. Она предпочтет ту, которая, как Октавия, тебя ненавидит, ибо это больше соответствует ее целям… Думаю, тебе лучше отослать меня назад к Оттону, потому что уж лучше я буду слышать о том, как ты деградируешь, чем видеть это своими глазами. В любом случае при такой ненависти со стороны твоей матери жить здесь мне небезопасно».

Эти слова, как пишет Тацит, проникли в самое сердце императора, и ни один человек, которому он рассказывал о своих проблемах, не считал, что мнение Поппеи ошибочно, потому что всем хотелось, чтобы влияние его матери было устранено. Нерон спрашивал Сенеку и Бурра, что, черт возьми, он должен сделать, чтобы избавиться от постоянного сопротивления всем его начинаниям со стороны Агриппины. Всю жизнь она старалась насильно привить ему те черты, которые он больше всего ненавидел. Она упорно отказывалась от попытки понять его, его природный характер. А теперь была готова свергнуть его, возможно, даже убить, лишь бы не дать ему жить своей жизнью, жить по-своему, избавить его от своего диктата и своих упреков. В детстве он, должно быть, часто топал ногами в бессильном гневе на нее, да и сейчас не мог забыть, какую власть имела над ним мать. Ее отповеди приводили его в ужас, а горькие упреки заставляли чувствовать себя несчастным. Но в то же время его злили тайные усилия Агриппины, направленные против него.