Нерон. Император Рима

Дальше Тацит рассказывает, что некоторых приговоренных к сожжению после наступления темноты привозили в собственные сады императора, чтобы зрелище казни напоминало ночную иллюминацию, и якобы по этому случаю Нерон устраивал гонки на колесницах и сам свободно разгуливал среди зрителей, которые, однако, совсем не радовались такой варварской жестокости. Они «испытывали жалось к жертвам, которые, хотя и были виновны, заслуживали применения обычной смертной казни». Впрочем, эта версия не подтверждается ни Светонием, который утверждает (с одобрением), что «Нерон подвергал наказанию христиан, членов секты, которые придерживались новых отвратительных суеверий», ни Апокалипсисом, написанным, как будет показано, через четыре года после пожара, где нет ссылок на эти сожжения, хотя говорится, что жертвы были обезглавлены. Однако подобные ужасы вполне могли быть реальным фактом. Тигеллин, по приказу императора занимавшийся расследованием и наказаниями, за его спиной удовлетворял свою ярость из-за уничтожения его красивого дома и садов. Нерон тоже был разгневан разрушениями в городе, а также утратой своего дворца и находившихся там сокровищ и возмущен обвинениями, что это он намеренно устроил пожар. Возможно, Нерон решительно настроился дать людям понять, что думает об этом преступлении, и одновременно преподать урок возмездия, который не смогли бы забыть. Его всегда тревожила мысль, что в Риме живет огромное количество рабов и это может придать им смелости восстать против своих хозяев. Однажды в доме некоего богатого человека начался бунт, в результате которого он был убит, и тогда всех рабов, независимо от того, были ли они виновны или нет, приговорили к смерти, Нерон отказался вмешиваться. Христиане – что самое главное – по большей части были рабами, и, возможно, он чувствовал, что нужно запугать их. Те, кто сжег чужую собственность, сами подлежали сожжению. Никакого прощения поджигателям.

Последовавшие за этим казни едва ли были ужаснее, чем сожжение христиан другими христианами в Средние века. Они едва ли были страшнее казней, которым христиан подвергал обожествленный Марк Аврелий, бросавший их на арену с дикими зверями. Но они были достаточно ужасными, чтобы Нерон больше не мог считаться мягким и сдержанным правителем, каким его запечатлели более ранние записи, – человеком, предававшим смерти только тех, кто покушался на его жизнь, но в остальном уважавшим жизни других людей в степени, удивительной для тех кровожадных времен. Единственным оправданием Нерона может служить его ожесточение, его тревога и его нервозность в эти трагические дни, когда ему казалось, что затевается дьявольский заговор, когда он собственными глазами видел мужчин и женщин, оказавшихся в огненной ловушке в собственном доме, когда в его ушах еще звучали их крики и стоны. Тогда в его сердце не было жалости к тем, кто, как он верил, совершил это невероятное, неслыханное зверство во имя какого-то Христуса, которого они называли добрейшим из людей.

Наказание христиан – преследования, как мы теперь это называем, – было коротким и жестким, и в течение оставшейся части лета выжившие, несмотря на то что пребывали в страхе, постепенно стали сознавать: опасность уходит и уничтожение им не грозит. Их возлюбленный лидер Павел и многие из их друзей были мертвы, но Петр остался в живых и страстно призывал их держаться своей веры и верить, что теперь уже скоро Господь придет, чтобы забрать их в свое царствие небесное. Они были очень разочарованы, что пожар не стал знаком, которого они ждали, и что Он не пришел. Но по-прежнему надеялись, с мольбой поднимая глаза к небу, и ежедневно молились о пришествии Господа.

В это самое время – в августе и сентябре – Петр написал послание, вошедшее в Новый Завет, адресуя его из Вавилона – тогдашнее название, под которым Рим был известен маленькой горстке верующих, – к христианам в других частях света, но в первую очередь предназначавшееся, безусловно, для тех, кто выжил из его местной паствы. Это послание – страстный призыв не бояться и не отрекаться от Иисуса Христа, несмотря на то что какое-то время у них будет тяжело на сердце и что их вера действительно подверглась испытанию огнем. Он молит их не создавать беспорядков и убояться Бога, а также почитать императора, которого он, как из этого следует, должно быть, считал человеком с благими намерениями, а не дьяволом, а тех, кто были рабами, просил слушаться своих хозяев.

«Если вы страдаете ради праведности, – пишет он, – то счастливы вы, и не бойтесь этого ужаса и не смущайтесь. Будьте всегда готовы дать ответ каждому человеку, кто спросит вас о причине надежды, которая есть в вас, имея доброе сознание, что, хотя они говорят о вас плохо, как о злодеях, им может быть стыдно за то, что они ложно осуждают вас».