Неровный край ночи

Когда ему этим заниматься, если он так занят работой в сети Widerstand? Но он просто обязан найти время – найти или организовать. Он должен показать этим мальчикам, вверенным его заботе, что в милосердии и любви можно найти больше, чем в сражениях и убийствах. Мы больше получаем, подражая Христу, чем его преследователям.

– Я бы хотел пойти на охоту, – говорит Ал.

Пол вскакивает:

– И я тоже! Давайте прямо сегодня.

– Не сегодня.

Антон тяжело поднимается, сдерживая стон. Его ноги и бедра болят от пробежки, а в легкие еще горят.

– Сперва нужно сделать рогатки. Вы, мальчики, должны мне пообещать, что никогда больше не будете играть ни с каким оружием. А если и найдете, то не будете к нему прикасаться, а тут же сообщите мне.

– Хорошо, – говорит Ал, но по голосу слышно, что он все еще немного дуется. – Мы обещаем.

Какая-то еще более мрачная мысль вдруг посещает его, и он испуганно хватает Антона за рукав:

– Ты же не скажешь маме, правда?

– Поскольку вы только что дали мне торжественную клятву больше так не делать, на этот раз, пожалуй, можем оставить ее в блаженном неведении.

Для бедной Элизабет так будет милосерднее; ей бы стало плохо от одной мысли о том, что ее мальчики дурачатся с гранатой.

– Но если это повторится, то на такое же везение не рассчитывайте.

Когда он уже поворачивается, чтобы уйти, то замечает:

– Мне нравится ваша крепость. Вы отлично все устроили. Не задерживайтесь слишком долго: вечером будет холодно, и мама будет волноваться.

К тому времени, как он находит дорогу из леса, солнце уже почти садится. Он протискивается через дыру в зеленой изгороди, и вот перед ним лежит граната, молчаливая и такая маленькая в этой борозде. Он садится на корточки и замирает, кровь бежит по венам, наполняя его напряженной тревожной энергией, кажется, что чертова штуковина взорвется без повода, как какое-нибудь материализовавшееся проклятье. Когда он немного расслабляется, то обходит ее вокруг, осторожно, медленно, всматриваясь, как напуганная собака. Теперь он видит, что мальчики были правы: это лишь пустая оболочка. Кто-то обезвредил ее; стальная затычка с одной стороны отсутствует, с другой нет штыря. Внутри лишь пустота.

Он медленно выдыхает. Антон поднимает ее, ощущая холод металлической оболочки в своей еще более холодной руке. Эта граната никому не навредит, но все равно это ненавистная вещь, орудие разрушения. Он вертит ее в руках, катает между ладонями. Его поражает ее размер. Как может что-то настолько маленькое вмещать в себя такую смертоносную силу? Как может такой простой предмет уничтожить тело, жизнь, целый мир? Он заглядывает через дырку в конусообразном конце гранаты в ее пустую сердцевину. Свет пробивается с другой стороны. Затем он отводит назад руку и с силой швыряет эту вещь, так сильно и так далеко, как только может. Она шлепается с небольшим всплеском в иррегационный канал, бегущий по периметру поля Коппов. Вода, поднявшаяся с весенней оттепелью, подхватывает гранату и скрывает в своем стремительном потоке. Через мгновение она уже исчезла, похоронена в мягком и плодородном иле.

18

Весна быстро переходит в лето. Антон радовался бы смене сезонов, удлинившимся дням и нарастающему теплу, если бы не постоянное ощущение – сродни назойливому шепоту, неустанно бубнящему где-то в голове за бегущими мыслями – что он до сих ничего не добился с того момента, как связал себя с сопротивлением. Отец Эмиль говорил ему: «Будь терпелив. Мы не можем поменять мир за ночь». Но он все-таки ждал, что к этому моменту уже будут какие-то новости из Берлина или от Прусской заставы, где фюрер часто скрывается. Наши города, наши горожане почти каждый день подвергаются бомбардировкам. Но когда атаки становятся слишком напряженными, чтобы наш великий лидер мог их выдерживать, он уползает в свое Волчье логово и пережидает бурю.

Одним голубым майским днем, когда воздух сладок от ароматов цветов, он встречается со своим контактом в Вернау. Антон видит мужчину, читающего газету НСДАП на скамейке возле автобусной остановки – серый костюм, синий галстук, короткие гетры прикрывают ботинки. Это тот человек, которого ему поручено было разыскать.

Он проходит мимо скамейки, бормоча контрольную фразу на ходу: «Чувствуете, дождь приближается?» Не поднимая глаз от газеты, мужчина дает ожидаемый ответ: «Никто не может вечно удерживать дождь». Антон делает круг, праздно слоняясь поблизости, не спеша, задерживаясь возле витрин магазинов и поднимая шляпу, чтобы поприветствовать проходящих мимо женщин. Он улыбается своей очаровательной улыбкой. Он ведет себя так, словно у него есть все время на свете, словно ничто его не заботит, кроме солнца, окрашивающего кончики его ушей в розовый.

Когда он возвращается к скамейке у автобусной остановки, мужчина в сером костюме все еще там. Он дочитал газету, – это всего одна страница, покрытая печатным текстом с обеих сторон, как и все газеты сейчас, – и теперь просто сидит и глазеет на улицу, как будто высматривает свой автобус. Он сложил газету идеальным квадратом. Она лежит на скамейке, забытая.