Нерозначники(СИ)

Весна с тёплыми солнечными лучиками на Суленгу пришла. Окинула окресы весёлым глазком да и погнала Стыню с Путергой в северные края. Те так напугались, что еле-еле успели чемоданы собрать. И давай улепётывать -- только их и видели. А Весна пошла, пошла гордая и смешливая по лесам и полям. Где пройдёт, там от снега и следа нет и всякое семечко ото сна пробуждается.

Да и везде снег осел, набух от влаги, в распадках зажурчали ручьи, прободая в сугробах глубокие борозды. На припёках появились большие проталины. И лес ожил от свадебных песен счастливых птиц. Малые птахи от радости щебечут, заливаются, на разные голосишки песни распевают.

Весна речке что-то там шепнула ласковое, та и заворочалась в берегах. Поднатужилась и давай ломать толстые льдины, и погнала их, друг с дружкой сталкивая. Сначала малые пластушины сглотила, а потом и большие раздробила и в серёдку отправила. Оттого и толстеть и брунеть стала. Так набухла, что из берегов выползла и покатила по пойменным лугам, между деревьями петляя.

Какое деревцо на яру подмоет, тотчас же и поволокла за собой. Покрутит в водоворотах, а проглотить не может: не льдина всё-таки, так просто не слопаешь.

Всякая жизнь стала просыпаться вокруг, и Елим пришёл Настю с детьми будить. Заглянул в берлогу, а они сонные ворочаются и уже не крепко спят, а всё равно не встают. Посмеялся Елим с доброго сердца и за дело принялся...

И снится Насте сон, будто берложка, в которой она с Миклушей и Макаркой спит, вдруг большать взялась. Растёт, ширится и вот уже вроде пещеры -- эдак вымахнуть! Стены и потолочина каменные, а пол отчего-то, как в избе, деревянной рейкой выстелен. Вдруг и вовсе всё как в избе стало. И видит Настя: сама она на большой кровати лежит, подушка под головой, одеяло пуховое цветастое на ней -- всё, как полагается. Рядышком кровати поменьше, и на них Миклуша с Макаркой спят. На головах у них чепчики повязаны. У Макарки задние лапы из-под скомканного одеяла выглядывают, а подушка в сторонке валяется.

И тут Елим в комнату торопко заходит, прям чуть ли не забегает впопыхах и на ухвате огромный чугунок тартает. Бухнул его на стол, точно тяжесть великую сбросил, пот со лба вытер и говорит будто бы грозно:

-- Ишь, только бы спать! А тут бегай, добывай пропитание... -- и сразу опять в дверях скрылся.

Сколько-то его не было, опять появляется. В руках бочонок пузатый держит, несёт его Елим, надрывается. На глазок, пуда два в нём, не меньше. Потом ещё кулей да свёртков каких-то нанёс. Сплошь по большому столу всякую всячину разложил, так что и чистого места на столешнице не осталось. Поглядел со стороны довольнёхонько, огладил бороду и к Макарке подошёл. Щёлкнул его по носу и пятку неприкрытую пощекотал. Медвежонок посопел во сне и утянул лапу под одеяло.

-- Эх-ма, только бы спать... Это ж надо, столь дрыхнуть!.. -- посмеялся старик.

К Миклуше подошёл, а у неё подушка -- весь пух наружу лезет. Истрепала, верно, зубами, пока спала. Погладил её Елим по головке и к Насте привернул. Полюбовался дочерью своей и говорит ласково:

-- Просыпайся, Настён, весна сонных не любит.

Тут Настя и проснулась. Видит: никакой избы нет, а в берложке она, и Макарка с Миклушей по бокам. Тоже проснулись, ворочаются. Потянулась Настя спросонья затёкшими лапами, зевнула да так и замерла сраззяву, запах съестного почуяв. И Миклуша заёрзала возле маминого бока, задышала торопко, с жадностью вздрагивая чутким носом.

-- Мама, мёдом пахнет?.. -- нерешительно спросила она.

А Настя молчит, в толк не возьмёт, откуда тут еде взяться.

Макарка подобрался весь и уже к выходу полез. Настя его лапой поддела, а он когтями в землю вцепился да закричит:

-- Ну, мама, там же каша! Овсяная! Я есть хочу!

Настя его насилу удержала -- большой уже, второй год пошёл, -- шлёпнула и говорит шёпотом:

-- Я первая пойду. А вы тихо сидите, пока не позову.

Из берложки сторожко выбралась и сразу же чудное увидела: на проталине еловый лапник густо навален, и так высоко, что вроде шалашика получилась. От него запах и идёт. Настя оглянулась вокруг, постояла сколько-то, прислушиваясь и вбирая запахи со всех сторон, да и давай разбрасывать еловые ветки в разные стороны. Так и решила, что и впрямь Елим приходил и поесть невпроед наготовил. Думала-то, что только сверху чуть прикрыто, а дальше -- всё еда, но пока притайника достигла, прямо вспотела.

Добралась-то добралась, а когда глянула, то чуть не расплакалась: вовсе и не много всего, так, на один зубок положить. Мёду -- какой там бочонок в два пуда! -- туесок маленький. Ну, может, по тарелке на нос и достанется. И казанок с кашей невеликий -- но вот на диво! -- теплый ещё... В кулях по яблоку и по груше. Булочки, печенье... Словом, всего понемногу. И мясца нету -- поберёг, верно, Елим Настю с детьми. Что и говорить, какая у медведей после зимы в брюхе крепость? То-то и оно, с непривычки налопаются, и жди беды.