Стала Лукерья дела принимать. Что уж там Шивера вертела, а не очень-то это новой обережнице понравилось.
-- Я вопче не понимаю, -- возмущалась она. -- Как таких, как Шивера, можно к людям подпускать? Вот я... Я такую любовь к людям чувствую! Я бы никогда не смогла бы сделать им плохое!
Ма-Мар знай поддакивает:
-- Ох и натерпелись! Ох и натерпелись! Никакого сладу с ней не было. Уж и говорил я в верхах, говорил...
Про Талю Лукерье рассказали, а она возьми да и спроси: откуда, мол, про суженого узнали?
Мираш сразу -- так и так: из книги судьбы.
-- Ну-ка, -- насторожилась Лукерья, -- покажите мне эту книгу. -- Серьёзная вовсе стала, глазами потемнела.
Принесли помощники вещунью эту.
Лукерья увидела, какую ей книгу подносят, и вовсе чёрными глазами глянула.
-- Да это же кромешная вещунья! -- так и всплеснула руками. -- Вы что!
Растерялся Мираш и на Ма-Мара скосил взгляд. А у того глаза забегали, и тоже будто впервой узнал. Так и давай винтовать.
-- Неужто вещунья? -- дивился он. -- Вот ведь что удумала, каверзница! Эх, Шивера, Шивера... Как же это я проглядел...
Что уж там -- поругали Шиверу хором, а Мираш даже и порадовался: не по нраву всё-таки "суженый" Тали ему пришёлся. Может, думает, другой лучше будет.
Стали думать, как настоящего отыскать. Только Лукерья всё по-своему повернула.
-- Чепуха, -- говорит, -- эти все суженые-ряженые. Я вижу, вы ничего в любви не понимаете... Мы ей сами такого жениха найдём -- закачаешься! Самого лучшего во всём городе подведём!
Мирашу по сердцу эти слова пришлись. И Ма-Мар подкивнул и с высоты своих лет опять чего-то там присоветовал...
Так вот и бывает: новое начальство -- новые надежды. А когда добрая надежда появляется, то будто крылья за спиной вырастают. И всякие преграды нипочём. А тут ещё вот что -- этот разговор тоже от плишки-лазоревки не потаился. Тайно она пробралась к обережникам... и не одна. Воробушек с ней увязался... Не природный, конечно, воробей -- душа тоже в птицу перевернулась, плишкой зажила.
Вот ведь как в жизни случается: нерозначники ещё и не виделись, а души их уже нашли друг дружку...
* * *
В жизни Тали вдруг перемена быркая случилась. То всё тихо жила, словно в сторонке от неё жизнь протекала, день ото дня не отличишь, а тут, будто кто грушу тряхнул, и посыпались на Талю женихи. Подбегать стали, знакомиться. Дня не пройдёт, чтобы какой-нибудь на улице не увязался, вдовесок ещё на работу к Тале являются. Пришёл вот один в ателье -- чехлы ему на какие-то там сиденья пошить надо было, -- а как Талю увидел, тотчас же и забыл, зачем явился. Смотрит как очумелый на девушку, глаз отвести не может. Потом прочухался немножко и, как водится, с разговорами подступился (ничего так-то жених -- его Лукерья по картотекам нашла, и по характеру, и по стати для Тали подобрала; когда его увидела, сразу и заверила: верное, мол, дело, скоро свадьбу играть будем). Таля уклонилась по привычке, а может, хитрость свою девичью явила, хотя всё же он ей по нраву пришёлся. Так и подумала: ладно, может, в следующий раз и соглашусь на свидание.
Однако из свидания ничего путного и не получилось... Не сложилось у них отчего-то...
Посмотрели верши по картотекам -- получается, что другие ещё хуже (тут Лукерья сама оценку давала). И что, у чужих жён мужей уводить? Тут и говорить нечего, Тале такие не надобны.
Вот ведь -- и как с этими нерозначниками совладать? Шивера уж насколь опытная, тоже, помнится, пыталась... Однако вскоре это уравнение разрешение своё нашло. И не придумкой какой-то, а по тайности, неспуста явившейся. И Мираш тут своё слово сказал. А случилось это вот как.
Долго он на сон не укладывался, больше месяца глаз не смыкал -- всё торопился для Тали жениха добыть. Да и то сказать, из лесу ещё весточки худые приходят: мол, плох Елим, хворает часто. С одной стороны, это, конечно, хорошо... Ну а с другого бока -- пускай уж Елим при скудельной жизни за внучку порадуется, а там, глядишь, и правнуков увидит.
Для других лесовинов и обережников сны не смотреть, может, и в обычаи, а Мираш всё-таки сонведа: видения случайные и вещие к нему во снях приходят. Не закрытый он, понимаешь, вот и стороннее прилучается.
Как обычно, не стал Мираш себе сон придумывать (другие верши загадывают, что увидеть хотят -- радостное, конечно, и весёлое, да покрасочней), и тут же уснул.
Совсем, слышь-ка, странный сон увидел. Да ещё с Талей связанный. Идёт будто он по городу, а людей -- никого, ни одного человечка. Даже животинки никакой. Но вот мимо дерева проходит и вдруг слышит: разговаривает кто-то. Глянул, а там воробей за лазоревкой прыг-скок, прыг-скок -- она от него с ветки на ветку перепархивает, хвостишкой трепещет, всякий раз оглянется и смеётся звонко. Замерла вдруг на ветке и говорит шутейно:
-- Ишь, какой ты! Сам с воробья, а сердце с телёнка...
-- Ага, Талька, из-за тебя же и разнесло. Болит... Думаешь, легко с таким сердцем летать? Вот -- гляди! -- воробушек расправил одно крыло, потом второе. -- Все перья истрепались.