Однако электронные вычисления вышли далеко за пределы воображения Клаузевица в части механизации мышления как такового. В первые годы после окончания Второй мировой войны различные математики, философы и психологи стали размышлять о том, реально ли человеческое мышление и общение смоделировать посредством математических формул. Британский математик (а впоследствии знаменитый победитель шифров) Алан Тьюринг в своей статье «О вычислимых числах» представил концепцию «Машины Тьюринга», которая могла быть запрограммирована на исполнение базовых команд в ответ на различные символы, подаваемые ей в неизвестном заранее порядке. Хотя в реальности машина никогда не конструировалась, ее принцип проиллюстрировал скачок от абстрактных математических вычислений к их технологической реализации. Для программирования таких машин необходим человек, но сами они способны выполнять различные вычисления без посторонней помощи.
Сегодня идея программируемой машины столь знакома нам, что мы часто не замечаем специфических предположений, лежащих в ее основе. Во-первых, она полагает вычисление такой же деятельностью, как и любая другая. Как писал в 1948 году Уильям Росс Эшби, британский психиатр, лично знавший Тьюринга, «мозг есть устройство не думающее, а
Во-вторых, программист инструктирует компьютер подчиняться определенным правилам, которые затем преобразуются в исполняемые команды. Всякая деятельность регулируется иерархически, как у военных. Данные инструкции вместе составляют реальность, которая – хотелось бы – более послушна желаниям командира. Основная лингвистическая форма языка вычислительной машины это «СЕЙЧАС ДЕЛАЙ ТАК». И программист, и военачальник испытывают опасения, что инструкции могут быть переданы недостаточно ясно и наступит хаос. Клаузевиц предупреждал о проблеме «трения», которая тормозит военные планы, когда те встречаются с беспорядочно меняющимся миром. Хорошие инструкции настолько просты и ясны, насколько возможно, и содержат минимум риторических и эстетических излишеств.
Ничто из этого не нуждается в языке общения в его общепринятом понимании. Успешность коммуникации зависит от того, насколько эффективно она дошла из точки А в точку Б. Семафорные линии Наполеона проходят через всю Европу («телеграф Шаппа») посредством цепочки механических движений. Человек передает инструкции автомобилю, вращая руль и нажимая на педали. Смартфон сообщает своему владельцу информацию, вибрируя у него в кармане. Есть множество «интерфейсов», посредством которых осуществляется взаимодействие человека с компьютером, и экраны с текстом – это лишь частный случай. Задачей гаптики, в той ее части, что исследует Facebook, является делать границу между человеческим и цифровым все менее и менее заметной.
Понимание коммуникации в таком полувоенном контексте имеет серьезное влияние на понимание природы знания и экспертизы. С данной точки зрения главная способность человеческого разума или эксперта не формировать достоверную картину бытия, а эффективно выдать или выполнить команду. Аналогично встает политический вопрос не о том, «могу ли я верить, что этот человек говорит правду?», а «приведет ли меня этот человек к моей цели?». Если колоритным примером знания середины XVII века является карта, построенная в соответствии со строгими законами геометрии, ее эквивалентом из XXI века будут Google-карты, технология, которой нужно указать лишь наш пункт назначения, который затем будет преобразован в последовательность команд повернуть влево или вправо. Мы сообщаем Google-картам желаемую цель, а они обеспечивают нас инструкциями. Функция этой технологии не в том, чтобы получить отражение реальности, а в том, чтобы следовать плану.
Разум как оружие