«Несчастливая» квартира (СИ)

— Нет, не умею. Не успел научиться. Так… брынчу просто. Ностальгия.

— У нас дома была гитара в детстве — отец играл. Мне нравилось слушать, струны трогать. Он мне всякие детские песенки, помню, пел. А потом не стало ни гитары, ни трезвого отца — уж и не помню, в какой последовательности, — вздохнул Валялкин и улыбнулся, словно это была шутка. Но Ирка поняла, что не была.

— Мне очень жаль.

Мужчина покачал вихрастой головой.

— Я давно это пережил.

— Ну, а ты? Умеешь? — помолчав с мгновение, он чуть качнул инструмент на коленях в её сторону, словно предлагая.

Ирка смешно сморщила нос.

— Ну… Чуть-чуть, — максимально сблизив большой и указательный пальцы, призналась она. — Я только одну песню знаю! Меня Гелата — валькирия воскрешающего копья — её играть научила, когда мы в дозоре сидели — это её любимая. Я сама ещё тогда валькирией была.

Ванька засмеялся.

— Что? — нахмурившись, не поняла Ирка.

— Я думал, в дозорах полагается стоять, я не сидеть, — он лукаво склонил на бок голову.

— А, ты об этом!.. Это был дозор ради дозора, никакой реальной смысловой нагрузки не нёс — Фулона проводила учения. Ну, так это называлось в начале, а на деле всё быстро реорганизовалось в двухдневный подмосковный пикник у Холы на даче. Оруженосцы шашлыков нажарили, Гелата на гитаре играла, Ильга пела, а Бэтла зачитывала анекдоты из какой-то старой газетки, в которой таранку принесла… Да, хорошо тогда с девчонками отдохнули, — улыбнулась воспоминаниям нынешняя Дева Надежды.

— Сыграешь мне? Хочу послушать.

— Любимую песню Гелаты? — предположила Ирка, принимая протянутую гитару и перекидывая через шею потрепанный тканевой ремешок.

— Твой голос. Он мне очень нравится, — честно признался Валялкин.

Ирка, сдвинув брови, сосредоточенно рассматривала свои пальцы на грифе, в этот момент зажимающие первый аккорд.

— А мне нравится твой, — под стук сердца в груди негромко заметила она и быстро добавила: — Пою я ужасно — предупреждаю!..

Всё ещё следя взглядом только за своими пальцами, Ирка, вспоминая, перебрала пару аккордов. Затем ещё пару, приноровилась. Поджала под себя одну ногу, подкрутила колки, начала заново. Инструментальная часть, вроде, выходила неплохо, и она негромко запела:

Последние титры:

Ты уехала к морю

А я — в холодные горы

Обнялись на прощанье

И стукнулись сумки на фоне молчанья

Нам так жалко свободы!

Мы с тобой одной и той же породы

Да, мы слишком похожи

Значит, выберут нас на роли

Совершенно случайных прохожих…

Ирка наконец почувствовала себя достаточно уверенно с гитарой, чтобы оторвать взгляд от грифа и позволить пальцам самим зажимать струны. Ванька внимательно слушал, откинувшись затылком на спинку дивана и изучая её таким странным взглядом… Таким странным…

И я кричу: «Остановите плёнку!

Это кино я уже смотрел!..»*

— Ой, блин! — Иркин палец соскочил со струны, и она потеряла аккорд. Музыка оборвалась.

— Мда, собирать Олимпийский — явно не моя судьба! — с притворным сожалением вынесла она вердикт, снимая с шеи гитару и прислоняя её к боку дивана. — Ну и фиг с ним! Пойду-ка я, наверно, поужинаю — и спать!

Ванька встрепенулся и сел ровно. Непонятное выражение, взволновавшее Ирку, пропало из его глаз, словно он очнулся от дрёмы.

— Конечно. Спокойной ночи, Ира… и приятного аппетита!

Она засмеялась.

— Спокойной.

— Эй! — Ванька окликнул её, когда она уже выходила. — А научишь меня как-нибудь играть эту песню?

— «Как-нибудь»? То есть так же кое-как, как я, неправильно зажимая аккорды? — уточнила Дева Надежды, пряча улыбку.

— То есть «когда-нибудь». Когда закончим с отловом призрачных четвероногих.

— Обязательно. Договорились.

Ирка аккуратно прикрыла за собой дверь, в тёмном коридоре закусив костяшку пальца и радуясь как ребенок, до одури. Потому что, выходит, они только что пообещали друг другу, что их знакомство продлится дольше, чем эта вынужденная пара недель. Он ей пообещал, и ему Ирка верила.

От прилива воодушевления Ирка даже забыла, что хотела есть, и вспомнила об этом только в собственной кровати, когда её живот недовольно заурчал из-под одеяла, требуя холодных полуфабрикатов.

***

Следующее утро выдалось промозглым, «осенним» в конце июня. В щели на кухне задувал сквозняк, ветки деревьев за серыми от пыли белыми занавесками словно опахала беспокойно раскачивались, размахивая листвой. Как будто в замедленной центрифуге крутились на небе свинцовые облака. Срывалось на мелкий, моросящий дождь. Ванька деятельно искал что-то на кухне. Ирка заглянула.

— Чего ищешь?

— Хлеб или булку какую-нибудь, чтоб маслом намазать. Моя самобранка сегодня отказывается выдавать мучное, — через плечо откликнулся Валялкин, закрывая навесной шкафчик над тумбой. — У нас ничего не осталось?

— Не-а, — подтвердила его худшие опасения Ирка. — Придется спуститься в магазин!

Валялкин, уже прошедший к холодильнику, всё же любознательно приподнял крышку хлебницы, с секунду изучал содержимое, затем хмыкнул и опустил крышку на место.

— Решил не отнимать последний сухарь у тараканов? — хихикнув, догадалась Ирка.

— Им тоже кушать надо. У них там большая дружная семья, — спокойно сообщил он.

Ирку передернуло.