Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич

Проводив де Рона, Андрей отъехал к Матвееву и почти до вечера что-то обсуждал с ним. Домой вернулся вновь чисто выбритым. Кормилица, открывавшая дверь, даже перекрестилась:

   — И не совестно тебе, голый, аки нехристь окоянный.

Андрей молча прошёл в общую светлицу и, не раздеваясь, лёг на лавку возле печи. Кормилица вновь подошла к нему.

   — И чавой-то возле жены не спитца? — ехидно спросила она, но, не получив ответа, сплюнула и ушла в свою каморку.

Утром в немецком кафтане и парике Андрей оставил дом ещё до того, как проснулась его семья. Когда Андрей подъехал к слободе перекрёстов, у свального поля уже стояло несколько офицеров двумя группами. Спрыгнув с коня, он подошёл к де Рону и показно раскланялся. Оставив лошадей с одним из офицеров, все молча спустились по крутой тропинке на поле, где снег присыпал мусор. Де Рон должен был драться с фон Штейном, ибо оба являлись баронами, а Андрей, как Злачек, с фон Баком. Секунданты отошли в сторону. Дерущиеся обнажили шпаги и сошлись.

Четыре шпаги сверкали в слабом свете, сопровождаемые десятком глаз, не менее блестящих и безжалостных. Резкое движение, и шпаги, скрестившись, нарушили тишину звоном разгневанного металла. Было слышно только тяжёлое дыхание соперников и хриплое сопение секундантов. Изредка раздавался приглушённый шёпот. Глаза всех присутствующих блестели от возбуждения. Шпаги с лязгом скрещивались. Смерть балансировала на остриях лезвий, нетерпеливая и безжалостная.

Фон Бэк был старше Андрея и вёл себя агрессивнее. Он блестяще владел искусством фехтования, и длинная, прямая толедская шпага была для него привычным оружием. Седые пряди виднелись в его чёрных волосах и аккуратно подстриженной бородке, а выразительное лицо украшали два шрама.

Андрей, одетый в длинный зелёный немецкий кафтан, как непривычен был к европейской школе фехтования, всё же отражал удары соперника с искусством, приобретённым за десять последних лет-передряг. Его шпага первой попробовала крови, царапнув плечо противника, что вызвало лишь улыбку на лице фон Бэка. В ближайшие секунды он нанёс Андрею три неглубокие раны. Тем временем де Рон ранил фон Штейна в плечо. Видя это, фон Бэк решил поспешить. Лезвия вновь скрестились с ужасающим лязгом и вновь разошлись для того, чтобы ещё раз встретиться. Капитан непрерывно атаковал и неожиданно резким круговым движением обвёл соперника и вонзил шпагу в его бедро, нанеся глубокую рану. Как Андрей ни старался, но вскрикнул от резкой боли, подавшись назад, он споткнулся и упал, шпага фон Бэка пригвоздила его к земле. Свет померк, и темень заволокла сознание.

Приход сестёр и дочерей мужа Наталью Кирилловну неожиданно для неё самой сильно обрадовал. Вот и они осознали, что она всемилостивейшая царица. А при виде даров подумала, что о ненужной ссоре можно теперь забыть. Конечно, не сразу, ну всё-таки можно. Царевны ей больше не страшны. Она не показала, что ей сильно польстили серьги, и с достойным видом убрала их в ларец. Царевны Евдокия и Марфа Алексеевны, сильно растолстевшие за последние месяцы, попытались заглянуть в ларец мачехи. Софья же опустила глаза к полу.

В честь примирения решено было устроить пир на женской стороне терема, на который были приглашены жёны и дочери всех присутствующих в Москве бояр и видных вельмож.

Было подано такое количество настойки, наливки, вишнёвки и медовухи что можно было подумать, что пир давал царь, а не царица.

На резные дубовые столы покрыли скатерти красного бархата, расписанные зелёными травами.

Царица сидела за особым столом, на возвышении. За спиной у неё на стене висела большая икона Пречистой Девы с Предвечным Младенцем на руках, вокруг лика которой — святые угодники в златых венцах, «по коим разсыпаны скатен жемчуг, яхонты и сапфиры».

У расписанных стен палаты размещались столы для приглашённых. Середину палаты покрывали только приобретённые бухарские ковры с невероятно толстым ворсом.

Первой села царица. На ней красовались преподнесённые ей украшения, а всё оплечье было расшито скатным архангельским жемчугом. Затем ближе к царице сели сёстры царя Ирина Михайловна, Анна Михайловна, Татьяна Михайловна. Дальше шли тётки юных царевен боярыня княгиня Воротынская и боярыня Стрешнева и уж затем дочери царя царевны Евдокия, Марфа, Софья, Екатерина, Мария.

Число присутствующих на пиру женщин и девиц намного превышало предполагаемые три сотни гостей, что только обрадовало юную царицу.

Пир начался с подачи жареных куропаток, лёгкой наливки и провозглашения тоста Стрешневой в честь здравия царского дома. Наталья Кирилловна сидела как предводительница среди всего этого женского воинства. Царевна Софья Алексеевна зло поглядывала на всё исподлобья, пряча ненависть.