Несчастливые люди

— Я по другому вопросу. Ты послушай… — Николай Дмитриевич сложил правую руку щепотью, пошевелил пальцами, стараясь придать жесту смысл и важность: "Соль земли!" — это значение хотелось ему обозначить.

Рассказал, что несколько дней назад, "к вам сюда, в дурку" привезли человека:

— Это мой племянник, по жене. В смысле, его жена — моя племянница. А он её муж, ухватываешь?

С удивлением почувствовал, что изъясняется косноязычно и двусмысленно. Что его сбивчивая речь запросто может стать поводом для диагноза. Тогда Николай Дмитриевич сбавил обороты, и постарался говорить взвешено, обдумывая формулировки.

— Аркадий Лакомов его фамилия. Его привезли сюда из клинической больницы, там не захотели возиться. Но речь не об этом!

— Ну?

— Понимаешь, мне нужно его увидеть, и опознать. Сказать жене… в смысле, Лидухе, что Аркашка здесь у вас, что он жив и здоров… в смысле, что вы его потом подлечите, и вернёте в строй… здоровому обществу. Всё, как полагается.

— Так и что?

— По документам его найти невозможно, его зарегистрировали, как бездомного. — Николай Дмитриевич сжалил голос, до интонации околоцерковного просильца: — Давай мы с тобой пройдём по палатам, а? Я посмотрю и опознаю его, а? Он это или не он?

Ожидалось, что доктор намекнёт на трудности и жизненные печали… в ответ Николай Дмитриевич вынет из кармана красненькую и пошуршит… доктор вздохнёт обречённо, примет купюру и дело будет решено. Меж тем, завёрнутый в тулуп эскулап, решительно возразил:

— Даже не думай! Ты что, с ума сошел?

— Но почему?!

— Да меня попрут отсюда поганой метлой и больше не примут! А мне это надо?! В смысле, мне это регулярно надо!

— Попрут… не возьмут… чего ты городишь? Попрут из-за того, что я по палатам пройду?! Ты доктор здесь или поросячий хвостик?!

Спорили рьяно. Разговор взвился, незаметно перескочив на повышенные обороты, Николай Дмитриевич жестикулировал, говорил громко, чувствовал ненависть, которая обычно накрывает его перед добротной дракой.

— Дубина! — вопил доктор. — Ты меня за доктора принял?

— А кто ты тут? Потолки белишь?

— Пациент я! Меня по блату принимают!

— В дурку?! По блату?!

— Из запоя меня вывели! Откапали, понимаешь? Алкоголик я, осознай! Запойный!

— А доктор где?

— Доктор будет после третьего! Сейчас у него отгул, — запойный проговорил с акцентом на первое "о" — Отгул. — А потом до третьего января официальный выходной!

Ситуация неприятным образом усугублялась. Николай Дмитриевич спросил, кто теперь за главного? Запойный доктор ответил, что сейчас все вопросы решает фельдшер, Данила Яковлевич Сухобродский, но его нет на месте, он поехал за ёлкой.

— Куда? — опешил Николай Дмитриевич.

— В леспромхоз, понятное дело! Не в дом же престарелых! Там его брат работает, обещал ёлочку устроить дарма!

— В доме престарелых?

— В леспромхозе!

— А ты чего?

— Ну ты, критиникус обыкновенус! Я тебе уже объяснил, что я здесь на птичьих правах! Тяжелое наследие царского режима! Помогаю по хозяйству по мере возможностей! Больных утром покормил, категорию "примус спокойникус" вывел на прогулку — всё! С меня взятки гладки, а ты жди фельдшера, лишенец!

— Не обзывайся! — пригрозил Николай Дмитриевич.

— А ты не ори! У Лобзиковой может каталептический приступ случиться! Кто её потом будет откачивать? Пушкин будет? Или ты? — запойный показал на девушку в полосатом ватнике. Вместо цветка к лацкану ватника была приколота яркая ленточка… искусно завязанная бантом.

Кабы Николаю Дмитриевичу сказали, что всё вокруг это розыгрыш, новогодняя шутка, он бы охотно поверил и рассмеялся. Но взгляд опустился на ноги врача-алкоголика… на ногах были больничные видавшие виды тапочки… и шерстяные гольфы зияли дырами.

Как водится, действительность оказалась проще и жёстче выдумки.

— Пойми, — сбавил тон Николай Дмитриевич, ибо надежда договориться ещё сохранялась. — Я не могу ждать до вечера. Я не могу ждать до января. Я не могу ждать вообще. Мне надо увидеть, здесь ли Аркаша или его нет… в том смысле, это он здесь или не он?

— Сбивчивые даёте показания, дядя! — ухмыльнулся доктор. — Что если тебя посадить на галоперидол? Курс проколют, будешь, как новенький!

Договориться миром не получалось.

Доктор был моложе, и, очевидно, подвижнее. Кроме того, "он тут отдохнул, мерзавец, — хмурился Николай Дмитриевич, — на казённых харчах… под капельницами-витаминами!"

Николай Дмитриевич злился. Сейчас злость работала в плюс. Вдохновляла.

Чуть отступив, он вскинул левую руку… далеко отставляя её от себя, но как бы имитируя жест обращения к часам. Доктор клюнул, повернул голову в сторону приманки…

Кока саданул с правой. Со всей силы, надеясь попасть в челюсть. Удар получился неточным и смазанным. И только собачья шапка ускакала по снегу.

— Ах ты, сволочь! — взвизгнул док, хватаясь за лицо. — Ну я тебя сейчас уделаю!

Из рукава мгновенно появилась дубинка — длинная, каучуковая, ухватистая.

"Подарочек! — обомлел Николай Дмитриевич, предвкушая во рту вкус железа. — Вот чем они тут чокнутых охаживают! Надо было сообразить!"