Читаем Несчастная Писанина полностью

– Как вы выжили? Выстрел с близкой дистанции дробью. 5,5 миллиметра. В заряде было минимум сотня. – Он опустился на корточки. Судя по различию шрамов, девушку штопали две разные пары рук.

– Вы разбираетесь?

– Как… любитель.

Прохладные руки врача вздымали мурашки на ее загривке. Когда он говорил, Лана чувствовала теплоту его дыхания меж вспаханных лабиринтов, оставленных дробью. Развернувшись вокруг себя, перекинув через кушетку ноги, теперь Лана оказалась к нему лицом. Точнее ее грудь, пока он продолжал сидеть на корточках.

– С этой стороны моя кожа ровнее. – Она взяла его руки, сплетаясь с ним пальцами. Продвинувшись по шершавому кожзаму кушетки, лицо Ланы замерло в сантиметре от его губ. Он вдохнул запах ментола с ее волос, но расцепил руки и отвел глаза.

– Кто ты? – сделал он шаг назад, – что тебе нужно?

– Какая разница, кто я.

– Ты пришла… чтобы убить меня?

– Возможно, – раздвинулись ее губы в насмешке. – Раз ты все знаешь, не будем тянуть. – В ее руке мелькнул скальпель. – Один надрез артерии и кровеносное давление все сделает само.

– Я не виноват, Лилиана. – Он перестал пятиться. – Я их не трогал, никого не уродовал! – крикнул он. – Всегда знал, что Варшавин подошлет кого-то… Где он только нашел такого киллера, как ты? На, режь! – хирург подошел к девушке. Он схватил ее руку, прислоняя скальпель к правильному месту. – Эти шрамы на тебе… настоящие. Если ты такое пережила… – Он понимал, что спастись у него нет шанса. – Если должна, убей! – он надавил скальпелем до первой крови, сжимая ее запястье. Сейчас Лана могла убить его тридцатью разными способами. Она медлила. Впервые она размышляла про свою цель. Её пальцы разжались. Скальпель звонко ударился о белую плитку кабинета. За ним следом рухнули два тела.

Два живых, горячих тела, сплетенные единой энергией, всепоглощающей, необузданной, животной силой, когда забываешь «кто ты». И Лана позволила себе забыться. И пока она «не помнит»… хирург будет дышать.

В дверь кабинета кто-то стучал. За окном опустились сумерки. Возможно, где-то на планет начались и закончились пара войн.

Дверь кабинета хирурга неслышно распахнулась. Девушка в белом сарафане и солнцезащитных очках юркнула к пожарной лестнице. Лишь пара бурых точек за ее ухом засвидетельствовали ликвидацию.

Рассказ одиннадцатый. Бабулец

– Труп?.. – пожилая дама с широким лицом и уложенными по окантовке кудрями, уставилась в спины прохожих. Ее интеллигентное воспитание не позволили ломиться напролом через тугую стену зевак.

– Отпадно! Трупак посреди роллердрома в Филях! – ответил молодой прокуренный голос. Для женщины осталось загадкой, как он ее услышал? Ведь, вроде, глухой. Из ушей торчат слуховые аппараты с проводками. – Скорее зафотать надо и продать в новостыне стримы! Кучу бабла срублю! – сутулый парень вытащил из кармана порванных штанов черный прямоугольник и начал водить пальцами по гладкой поверхности.

– Не сочтите за труд, молодой человек, опишите, что вы видите? – Женщина надеялась, что ее случайный собеседник не слепой. Массивные черные очки закрывали половину его лица. Они были странной формы, будто обрубленная маска сварщика.

– Зачем, вам, бабулец? Идите себе, семки и лясы точить! – хмыкнул парень, но все же ответил. Уж слишком настырно бабуся сверлила его взглядом. – Рожа у трупа перекошена! В рвоте весь! Интересно!?

Женщина хоть и была преклонного возраста, но отличалась острыми умом. Вот только понять лепет нависающего над ней сутулого оборванца у нее не получалось. «Огурец»… сказал он, нет «бабулец» вроде… «Стримы», «роллердром», «скейт». Этих слов в ее лексиконе не было. Какой примитивной форме жизни принадлежит этот жаргон?

– Опишите мне тело! Или сообщу декану Авиационной академии, что прогуливаешь. – Перешла она на его манеру общения.

– Шта? Бабуся, откуда ты… – Как она только узнала по его универ!

–…откуда, вы! – поправила она дылду, щелкнув его тростью длинного зонтика по коленям. Парень ойкнул. – Лана те, релакс! – стиснул он зубы. – Чо, в поликлинику все талоны расхватали?

– Тело! – женщине не хватало роста, чтобы разглядеть труп самостоятельно. А помозговать тут было над чем.

– Ну, тело вверх таращится. – Студент покосился на дотошную старуху. Та метко стрельнула взглядом через его солнцезащитные очки Burberry, поторапливая, – дальше, дальше… возраст, пол, слюна?

– Какая еще слюна?

– Изо рта трупа течет слюна? При отравлении 467 ядами выделяется слюна!

– Ну да… рот измазан.

– Цвет? Какой цвет у слюны?

– Хэ Зэ, – достав из кармана какую-то коробку с дымом, голова парня исчезла в едком облаке ароматного тумана.

– Травишься, Кирилл. В сорок лет станешь бесплодным, а в шестьдесят преставишься, если не прекратишь.

– Кому представлюсь!? Бабуся, чо вы ко мне престали-то!? Чо я вам сделал? И кто мое имя сказал?

– Не чо, а что, бездарь! Имя твое написано на пропуске. Вон, торчит из кармана. Какого цвета слюна?

– Красная! – раздраженно крикнул парень.

– Как малиновое варенье или алая?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Философия
Философия

Доступно и четко излагаются основные положения системы философского знания, раскрываются мировоззренческое, теоретическое и методологическое значение философии, основные исторические этапы и направления ее развития от античности до наших дней. Отдельные разделы посвящены основам философского понимания мира, социальной философии (предмет, история и анализ основных вопросов общественного развития), а также философской антропологии. По сравнению с первым изданием (М.: Юристъ. 1997) включена глава, раскрывающая реакцию так называемого нового идеализма на классическую немецкую философию и позитивизм, расширены главы, в которых излагаются актуальные проблемы современной философской мысли, философские вопросы информатики, а также современные проблемы философской антропологии.Адресован студентам и аспирантам вузов и научных учреждений.2-е издание, исправленное и дополненное.

Владимир Николаевич Лавриненко

Философия / Образование и наука
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука