Читаем Несчастная Писанина полностью

Быстрые пальцы бегали по буквам клавиатуры. Зрачки подрагивали, изучая объект ликвидации. «Тридцать пять лет, практикующий хирург, не женат, детей нет»

– Что в тебе не так, Юрий Борисович?.. – обойдя коды безопасности госструктур, Лана не нашла сопричастности объекта ни к одному её «делу». Он не был шпионом, далек от политики, даже штрафа за парковку ни разу не получал. Одни только премии, награды, благодарности. – Слишком ты у нас положительный «герой». Кто ты на самом деле? – Она рассматривала фотографию молодого мужчины. На глазах очки в тонкой квадратной оправе. Из-за пары стёкол на нее смотрели упрямые карие глаза. Губы поджаты, будто его раздражала необходимость делать тот снимок.

Облако дыма вырвалось из черноты широко раскрытого рта Ланы. Она поднялась из-за ноутбука, вставая перед зеркалом. Комнату освещали только блики шуршащего монитора. Все, что было нужно, она видела без света.

Толкнув с плеч две скользящие лямки, короткое платье упало ей под ноги. Оно легко преодолело гладкость кожи рук, живота и бедер… но не спины. Шестьдесят восемь выпуклых шрамов от ранения дробью на долю секунды притормаживали ткань. В эпицентре выстрела их было больше. К лопаткам, шее, пояснице розовые штрихи разбегались, будто вибрация волн от брошенного в воду камушка.

Вставая под душ, Лана смыла с себя красную помаду, тушь и высокую укладку. Она взбила руками влажные волнистые локоны, надела белый просторный сарафан, держащийся на широких лентах бантах и туфли на плоской подошве.

Перекинув ногу через нагретое солнцем сиденье Дукатти, Лана прикрыла глаза от удовольствия и разбегающегося по телу теплу. Жар пылающей черной кожи проник в нее через тонкое кружево стрингов, щеки покрылись естественным румянцем. Опустив на глаза черные очки, она вдавила газ.


– Катерина, сколько осталось пациентов в приёмном?

– Двое еще ожидают, Юрий Борисович.

– Что у них?

– Дедок с вросшим ногтем и девушка с огнестрелом.

Врач поднял глаза на медсестру, – а чаю ей не предложили? С огнестрелом? Чего ее экстренно не приняли?

– Огнетсрел годовой давности. Жалуется, будто одну пулю не вытащили. Говорит, чувствует что-то под кожей.

– Одну? Катерина! Одну из скольких? – Юрий Борисович поправил очки. Он перестал монотонно набивать «заключения», скрестив пальцы на руках.

– Из шестидесяти восьми. – Молоденькой Кате нравилось дразнить хирурга. Если он вежливо отказывался от ее пирожков и бесплатных билетов в театр, пусть хоть бы так помучается. А как долго он сейчас на нее смотрит… исподлобья… всякий раз, когда чем-то страстно увлечен.

– Дедка проводи к Смирнову, а мне огнестрел! Ну, живо, вызывай! И чего ты меня ждать заставила… а? Катерина?

– Передайте пациентке Самариной, чтобы проходила в пятый! – она повесила трубку, – Юрий Борисович, Смирнов в корпусе через дорогу! – Кате и самой было любопытно, что там за 68 пуль такие!

– Сама проштрафилась. Иди теперь, – врач поднялся из-за стола, открывая ей дверь. Пока медсестра протискивалась мимо, хирург смотрел на что-то белое, летящее вдоль широкого коридора. Шатенка с влажными волосами и солнцезащитных очках заглянула за дверь его кабинета, она даже взялась за ручку двери для удобства, будто бы не замечая его руки. Тут же застенчиво отдёрнув свою горячую ладошку.

– Добрый день, мне сюда? В пятый?

– Да, проходите, – кивнул Юрий Борисович, грозно зыркнув на медлящую Катерину. Стоило ей оказаться за порогом, а белому облаку внутри кабинета, в замочной скважине еле слышно повернулся ключ. Лана услышала, мысленно его поблагодарив.

Девушка села на смотровую кушетку, бросив взгляд на окно, – вы не могли бы закрыть жалюзи, Юрий Борисович.

– Окна выходя в лес. Не бойтесь, вас никто не увидит.

– Из-за света, – она повернула к нему голову, – у меня ожег роговицы.

– Откуда? – хирург быстрым шагом подошел к окну, закрывая просветы солнечных лучей. Он включил настольную лампу, погасив верхнее освещение.

– После… пустыни Намиб. Провела в песках несколько дней. С тех пор больше не могу смотреть на солнце. – Как только в кабинете стало темно, она подняла с глаз очки.

– Что вы делали в пустыне? – Врач наматывал ей на предплечье воздушный рукав тонометра.

– Если я расскажу… мне придется вас убить. – Она вскинула серые глаза, широко ему улыбаясь. Рука пульсировала от притока крови.

– Давление в норме. В карте указана жалоба на пулю из… их правда 68?

– Было. – Лана повернула голову, указывая взглядом себе за спину. Хирург обошёл кушетку. Он увидел пару шрамов недалеко от шеи, когда она скинула волосы с плеч. Быстрые движения дернули ленты бант и сарафан опустился по телу Ланы до пояса. Спереди она обхватила себя вокруг груди руками. Юрий Борисович рассматривала такое нехарактерное ранение для молодой девушки. Если бы был включен свет… если бы эти шрамы увидела Катерина… он был рад, что ничего этого нет. Даже забыл надеть латексную перчатку, прикасаясь холодными пальцами к вздымающимся буграм красной кожи в центре.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Философия
Философия

Доступно и четко излагаются основные положения системы философского знания, раскрываются мировоззренческое, теоретическое и методологическое значение философии, основные исторические этапы и направления ее развития от античности до наших дней. Отдельные разделы посвящены основам философского понимания мира, социальной философии (предмет, история и анализ основных вопросов общественного развития), а также философской антропологии. По сравнению с первым изданием (М.: Юристъ. 1997) включена глава, раскрывающая реакцию так называемого нового идеализма на классическую немецкую философию и позитивизм, расширены главы, в которых излагаются актуальные проблемы современной философской мысли, философские вопросы информатики, а также современные проблемы философской антропологии.Адресован студентам и аспирантам вузов и научных учреждений.2-е издание, исправленное и дополненное.

Владимир Николаевич Лавриненко

Философия / Образование и наука
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука