Так мы дошли до леса. Не останавливаясь, дядя Петко громко свистнул, и навстречу нам вышли три молодых юнака… Наш путь оказался долгим, мы ехали почти неделю, пока, наконец, попали в Шумен. Там я и осталась… Там вышла замуж за Вылко, там родила Стояна и Велико…
Стоянка слушала рассказ сестры, замирая от счастья.
— Ах, сестра, сестра! — воскликнула она. — Жили мы в одном городе и не виделись!.. Да и как было видеться, ведь меня держали взаперти, словно птицу в клетке.
— О боже! — воскликнул Влади. — Весь наш род, все наши родные терпели муку от проклятых янычар и до сих пор терпят…
— И не мы одни, — перебила его Стоянка, — слушайте, я вам все расскажу, и вы сами увидите, что не одни мы терпим.
Как я очутилась в Шумене, не помню. Джамал-бей, главарь шуменских янычар, тот, что увез меня из Струмицы, стал принуждать меня перейти в турецкую веру; я ни за что не соглашалась. Он пугал меня плетью, грозил посадить на кол, отрезать руки и нос, — и все было напрасно; я решила лучше погубить жизнь свою, чем душу. Видя мое упорство, он оставил меня в покое, но принудил стать его женой. Не раз покушалась я на самоубийство, но всегда что-нибудь мешало. Должно быть, богу было угодно оставить меня в живых, чтоб я могла спасти другую жертву Джамал-бея.
При этих словах молодая красавица вздохнула и бросила на Стоянку взгляд, полный нежности и благодарности.
— Прошло целых десять лет, — продолжала Стоянка, — а меня все еще держали взаперти. Как-то ночью в комнату ко мне ввели молодую женщину с трехлетней девчуркой. Женщина эта была христианка. Несчастная! Она рыдала и хотела наложить на себя руки, но малютка, ее дочь, не отходила от нее ни на шаг. Как могла, я утешала несчастную, но она ничего не хотела слушать и только рыдала и рвала на себе волосы. Три года держал ее Джамал-бей в заточении, избивал, мучил, понуждая отречься от нашей веры. Но однажды, когда он истязал свою жертву на скотном дворе, явился какой-то высокий болгарин, кулаком сбил Джамал-бея с ног, подхватил измученную женщину и бросился бежать. Люди Джамал-бея погнались за ним, женщину не смогли вырвать, но отсекли этому болгарину руку…
— Да это же был мой брат, Иван! — воскликнул Петр и, прижав к груди юную красавицу, прошептал: — Доченька! Обними престарелого отца своего!
Молодая красавица, не понимая, что с ней творится, обвила белыми своими руками шею Петра и поцеловала его в морщинистый лоб.
— Да, ты — дочь моя, ты — милая моя Пета, — твердил Петр. — Человек, вырвавший твою мать из рук Джамал-бея, был мой брат… Он принес ее ко мне… Влади! Иди сюда, обними свою сестру!
Брат и сестра обнялись… У обоих лица были мокры от слез.
— Как я счастлив! — воскликнул Вылко. — После таких страданий, после многих лет разлуки мы опять собрались вместе! Будем же радоваться и веселиться!
И тут, по старому болгарскому обычаю, пожилые женщины уселись рядом и грустными голосами запели трогательные песни, в которых говорится о наших страданиях от янычар и кирджалиев. Слезы выступали на глазах каждого, кто слышал эти песни. Когда умолкли старухи, раздались сладкозвучные голоса молодых женщин; они пели старинные болгарские песни — песни юнаков. Потом заиграли скрипки, зазвучали кавалы, послышались веселые возгласы, и весь дом Вылко ходуном заходил от рученицы, хойсы и других старинных плясок.
IX. Нападение
Веселились в тот день во всем Преславе. Ни один человек не остался в стороне от праздника. Воздух звенел от радостных песен, от звуков скрипок, волынок и кавалов.
По всей округе разносился праздничный шум..
Но вдруг раздались отчаянные крики:
— Кирджалии!.. Кирджалии идут!
— Нагрянула новая беда! — воскликнул Вылко, вскочив из-за стола.
— Кирджалии!.. Спасайтесь, люди добрые! Кирджалии близко!.. — слышались отчаянные голоса.
Замолкли скрипки и кавалы, прекратились танцы, веселые песни — все замерло.
— Кирджалии! Кирджалии идут!.. Горе нам, беда!..
Дети плакали, женщины кричали, мужчины без толку метались по улицам, не зная, куда итти, что предпринять. Может быть, так продолжалось бы долго, не будь в Преславе храбрых сердцем юнаков.
— Не бойтесь! — раздался зычный голос в одном конце Преслава.
— Не бойтесь! — откликнулся другой голос посреди села.
— Не бойтесь! — зазвучал и третий голос на другом краю Преслава.
То были Велико, Влади и Стоян.
Услышав первый крик тревоги, они схватили ружья, разбежались в разные стороны и стали ободрять своих односельчан.
— Скорей! Скорей! Берите ружья, готовьте свои кинжалы! — кричали они, размахивая обнаженными ножами. — Кирджалии далеко, успеем еще оградить село телегами не хуже крепости!.. Покажем им, что для незваных гостей нет у нас другой встречи, кроме пули и острого ножа.
Встрепенулись от этих речей замершие в страхе сердца преславцев. Люди пересцали бесцельно метаться и дружно взялись за дело. Через полчаса Преслав был обнесен оградой из телег, и, укрывшись за ними, преславцы бестрепетно стали поджидать незваных гостей.
Но вот под Преславом поднялась густая пыль, послышались дикие крики. То скакала орда Аклы-бея во главе со своим атаманом.