Несчастный род

Тот пожелтел от злости и замахнулся было ножом, но рука его остановилась, когда он увидел, что Стоян хладнокровно и мужественно ждет смерти.

— Молод ты еще, — сказал он Стояну, пряча свой нож, — жаль мне убивать тебя, вы с братом — храбрые юнаки. У нас в обычае — мучить тех, кто нам противится, но вы меня обезоружили своей храбростью. Знайте же, что я никогда не наказываю таких молодцов как вы… Но пойдемте отсюда, здесь не место для разговоров… Омар! Иди в Преслав, кланяйся от меня Вылко и скажи, чтоб принес пятьдесят тысяч грошей в Шуменский лес, если ему хочется видеть своих сыновей живыми.

Омар отправился в Преслав, а шайка Эмина скрылась с пленниками в лесной чаще.

II. Таинственная обитель

В трех часах ходьбы от Шумена есть место, которое называется Маркиш. Когда идешь из Шумена в село Драгоево, надо непременно пройти через Маркиш, если хочешь сократить себе путь. Хотя в наши дни в этой местности нет уже больше густого темного леса, все равно у путника замирает сердце всякий раз, когда он проходит мимо. И надо сказать, что в этих местах часто случаются всякие несчастья.

В ста шагах от Маркиша, к западу, посреди темной чащи расстилался широкий луг, весь в мягкой зеленой траве и ярких душистых цветах, струящих нежный аромат. На лугу стоял небольшой дом, окруженный возделанным полем. Ветер тихо колебал высокие колосья, и от этого поле казалось озером, а низкий домик — маленьким кораблем, стоящим на якоре.

В доме было всего три комнаты, обставленных просто, но чисто прибранных. В одной из них по стенам висели ружья, пистолеты, две черные маски и две длинные дубинки. В углу виднелось святое распятие, перед которым теплилась лампада.

В этой горнице на широком мягком ложе сидел, глубоко задумавшись, седобородый старец. Около него на скамье примостился невысокий юноша и внимательно следил за каждым движением старца.

— Отец! — вдруг сказал юноша со вздохом. — Давно собирался спросить тебя об одной вещи, на все не смел…

Старец поднял голову, испытующе поглядел на юношу и тихо произнес:

— Спрашивай, сын мой, я отвечу тебе на все вопросы.

— Вот уже двадцать лет, как мы живем в уединении, а я и не знаю, почему мы живем, как пустынники.

— Разве ты живешь, как пустынник, Влади? Разве ты не видишься каждый день со своими товарищами?

— Все это так, но почему мы живем тут, а не в каком-нибудь селе? И, главное, почему ты запрещаешь мне приводить друзей к нам в дом?

— Даже если б ты и захотел привести кого-нибудь, он сам отказался бы.

— Почему же все обходят наше жилье? Слава богу, тут не разбойники живут.

— Если бы тут жили разбойники, этот дом не уцелел бы до сих пор, и нива эта, которая нас кормит, была бы давно истоптана. Но есть и другие причины, которых тебе не следует знать.

— Должно быть, я недостоин…

И Влади глубоко вздохнул.

— Ах, боже мой, — сказал старец, взяв сына за руку, — кто тебе сказал, что недостоин? Ты для меня — все на свете, могу ли я таиться от тебя? Нет… Но я нарочно ничего не говорил тебе, думал, ты будешь счастлив, не зная, почему мы живет тут и почему никто не решается даже подойти к нашему жилищу.

— Счастлив ли я? Нет, отец, нет! Я не чувствую себя счастливым. Мне опостылела эта жизнь в одиночестве, опостылело вечно бродить по лесам с товарищами своими…

Петр — так звали старца — хотел что-то сказать, но от волнения у него перехватило горло. Он поднялся с места и, тяжело вздыхая, стал ходить по комнате из угла в угол.

Потом, подойдя к Влади, сказал:

— Я понимаю, Влади, что тебе надоело тут жить. Ты молод, и неудивительно, что наше уединенное жилице кажется тебе мрачной пустыней. Что ж, уходи, живи где хочешь, и пусть мое благословение пребудет с тобой!

— Я никогда не покину тебя, отец! — воскликнул Влади. — Где будешь ты, там и я буду. Но разве не лучше было бы нам перебраться в Преслав или Драгоево? Я стал бы трудиться изо всех сил, обрабатывать виноградник и сад, готов служить чужим людям, пахать… словом, все делать, чтобы нам ни в чем не нуждаться.

— Не бывать этому, Влади! Если бы ты знал, сколь священно для нас это место, ты бы не принуждал меня покинуть его…

— Священно? — переспросил Влади.

— Да. Я скрывал до сих пор, но сейчас вынужден сказать тебе: тут похоронена твоя мать!

— Моя мать… И я ничего не знал!..

Сжав руку отца, он склонил голову к нему на грудь и умоляющим голосом сказал:

— Расскажи мне, отец, все расскажи подробно. Может быть, тут кроется тайна…

— Ах, лучше бы тебе оставаться в неведении, но что поделаешь, придется рассказать. Слушай же!