Несчастный случай. Старые грехи

Смерть кружила рядом с Бобом, нарезая круги и с каждым новым витком сужая радиус действия. Пожалуй, ближе к смерти, чем он сам, был только Захаревич: тот смотрел ей прямо в закрытые глаза жертв на столе в прозекторской. Возможно, именно это так сблизило мужчин в последнее время. Сейчас они могли бы смело назваться друзьями, если бы оба нуждались в друге. Бобу и Вохи-то было подчас многовато с его куревом, амурными делами, пьяными скандалами. Хотя от Захаревича, при всей фантазии, Боб такого ожидать не мог. С экспертом они в первую очередь уважали друг в друге крепких профессионалов. Им обоим этого было достаточно. Но если бы вдруг именно сегодня Захаревич развязал, они, скорей всего, крепко бы напились и начали обниматься на прощание. Но алкоголь уже давно был пройденным этапом и для Боба, и тем более для Захара, который по молодости грешил, балансируя на грани зависимости. Сознание должно было оставаться чистым и незамутненным 24 часа в сутки, особенно теперь, когда Портной сделал открытый ход. И горячий борщ на брудершафт при таком раскладе был лучшим решением.

— Это ты здорово придумал, Захар! — Боб запер дверь гаража под недовольный скулеж оставленной собаки.

— Ага! Со сметанкой и черным хлебом! И корочку чесночком натереть!

Боб похлопал эксперта по плечу, на что тот, молча, кивнул. В этот момент оба были действительно рады друг другу. Боб вспомнил рассказ Рэя Брэдбери, которым зачитывался в детстве. Про рыцарей и паровоз. Из-за смещения во времени рыцари бросались на паровоз с копьями, в тумане принимая его за дракона. Рыцари, конечно же, погибали. А машинист с кочегаром недоумевали, что ж такое творится-то на этом участке дороги. Кем они были с Захаром? Рыцарями или машинистом с кочегаром? Как бы там ни было, а дракона им нужно остановить. Любой ценой.

14

Спальный район, застроенный так называемыми хрущобами еще в шестидесятые годы прошлого века, затерялся среди высоких новостроек, которые за каких-то пару-тройку лет выросли на первой линии вдоль центральной магистрали. Старые обшарпанные пятиэтажки с усохшими от старости деревьями во дворах казались декорациями к черно-белому фильму эпохи неореализма.

У подъезда крайнего дома по улице Бойченко топталась пожилая женщина, закутанная в вязаный пуховый платок, накинутый поверх пальто. Она кого-то поджидала, отмахиваясь от голубей, налетевших целой сотней. Когда в конце улицы показался старик в ондатровой шапке-ушанке, она оживилась и засеменила навстречу. Старик опирался на добротную резную трость и вышагивал, почти не хромая. Завидев старушку, он махнул рукой то ли в знак приветствия, то ли пытаясь ее остановить:

— Ну, что вы суетитесь, Власовна? Я бы и сам зашел. Право, не стоило беспокоиться.

Власовна заулыбалась, прикрывая рот морщинистой ладонью.

— Ой, да ничего, Ильич. Я тут было приболела, три дня из дому не выходила. Спасибо, Света, жиличка твоя, в аптеку сбегала. Хорошая девочка. Вот, думаю, встречу тебя, да и воздухом заодно подышу.

Власовна порылась в карманах, достала ключи на брелоке и протянула старику.

— Держи свои ключики, Валерий Ильич. Светочка занесла. Вчера. Поздно вечером. Странно так. Я уже легла, а она звонит в дверь. Да так настойчиво. Я уж подумала: не случилось ли чего? «Уезжаю срочно», — говорит.

Ильич покрутил в руках ключи и внимательно их рассмотрел.

— Действительно странно. Деньги за месяц отдала, а прожила неделю. Сорвалась, мне ничего не сказала.

— Я боюсь, Ильич, как бы она чего не вынесла и не сбежала. — Власовна прищурила один глаз, будто и не восхваляла эту самую жиличку минуту назад, как добрую и порядочную девушку.

— Чего там выносить-то, Власовна? И потом, давно бы вынесла, не ждала неделю. — Старик задумался о «ценностях» в своей квартире. — Ладно, чего не бывает. Пошли, глянем вместе, чтобы ты успокоилась. Держись за меня, а то скользко.

Власовна с удовольствием ухватилась за руку деда. Она уже и забыла, когда шла вот так вот под руку с кавалером. «Что значит бывший инженер, — думала Власовна про Ильича, — интеллигентный, статный. — Она нарочно замедлила шаг, авось встретят хоть одну соседку из тех, кто в теплые вечера собирается на лавочке. — Надо будет его пирогом угостить. С потрошками. На большее пенсии не хватит, если еще кофе купить. А летом можно будет в парк сходить, там по субботам духовой оркестр играет мелодии времен нашей молодости». Власовна унеслась мыслями далеко вперед, и на ее морщинистых щеках проступил робкий легкий румянец.

Вскоре пара скрылась за углом, так никого и не встретив по дороге.

15

Ильич, подслеповато щурясь, попытался вставить ключ в замочную скважину и промахнулся. Ключ с неприятным скрежетом царапал металл, то и дело минуя зазубренную прорезь. Старик похлопал себя по карманам и с досадой крякнул:

— Вот незадача — очки забыл! Никак не могу привыкнуть.

— К этому привыкнуть невозможно. Возьми мои, Ильич. — Власовна сняла с переносицы очки, на правой дужке перемотанные изолентой. — Авось подойдут.

Старик пристроил их на крючковатый нос и обрадовался:

— Таки подошли! Надо же!