Несчастный случай. Старые грехи

Воха повернулся, и впервые Кошель заметил у него особое, «нулевое» выражение лица. Капитан не рисовался, был спокоен и собран. В глазах сквозила усталость — серая, давнишняя. Кошель понял, что перед ним сейчас настоящий Калганов — средних лет мужчина, заглядывавший за изнанку жизни, переживший своих друзей и врагов, — и ему стало не по себе. Неужели к своим тридцати с хвостиком и он будет выглядеть так? Это если еще повезет! Старлей впервые усомнился в правильности выбора профессии.

— Ему форму сюда принесли, Шурик. А когда он проходил мимо охраны, просто отвернулся. — Воха подышал на ладони. Ему тоже стало зябко после душного кабинета Сушко.

— Точно! Сообщница! Та «дама в черном». Жанна, про которую говорил главврач. Походу, персонал вычеркиваем? — Кошель на мгновение забыл про мокрые ноги.

— А вот фиг вам, коллега! Фирменный прикид в магазинах не продается. И время для побега — в цвет: пересменка церберов. У «черной дамы» есть подельники в клинике. Их и надо искать. — Воха опустил старлея на землю.

Мотор завелся с третьей попытки.

— Блин! Чертово корыто! Никак до ремонта не доеду. — Воха стукнул кулаком по рулю.

«Опель» с визгом сорвался с места.

— В контору?

— Тебя подброшу, а сам к Захару, — заметив удивленный взгляд напарника, Воха быстро добавил: — По личному вопросу, а спросят, Носов там или сам шеф — у меня свидетель нарисовался. — Голос у капитана звучал сухо, словно он говорил одно, а думал совсем о другом.

Кошель шмыгнул носом и провел взглядом красный «мерс», стартанувший на красный. Когда же снова посмотрел на капитана, тот уже выглядел прежним Вохой: рыжий чуб набок, сигарета в зубах, хитрый прищур серых глаз. Значит, и вправду, по личному. Кошелю нравилось думать, что он хорошо разбирается в людях.

22

Рыжий чуб мелькнул в дверном проеме и пропал. Через пару секунд уже весь капитан Калганов вырос над столом Захаревича и, не скрывая любопытства, уставился на эксперта. — Это кто тут у тебя, Захар? — Захаревич как раз занимался тем, что складывал пазл из кусков человеческого черепа. — Я, кстати, вошел, можно?

На запоздалый вопрос Степан только махнул рукой, мол, располагайся.

— Не кто, Вовчик, а что.

— Не понял! — Воха присел на край стола.

— Наглядное пособие по анатомии. Такие были в мое время в школах.

Воха облегченно вздохнул.

— Муляж?

— Он самый, — Захаревич задвинул куски черепа в дальний угол стола, — алкаши нашли в детском парке. А мне теперь надо писать официальную справку, — Захаревич поднял указательный палец кверху и произнес официальным тоном: — что означенные части черепной коробки не являются человеческими останками. А то уже дело завели.

— Ага, у нас это умеют. — Воха пару мгновений помолчал, разглядывая диковинные предметы на полках над столом. Год от года кабинет обрастал все новыми экспонатами, впору было музей открывать. — А для меня ничего нет?

Воха потрогал кончиком указательного пальца криптекс на краю ближайшей полки и подумал, что Боб хоть и живет в гараже, но умудряется его не захламлять, по крайней мере ту часть, которая отведена для жизни. «Надо-таки ему машину показать, а то заглохнет не ровён час в самый неподходящий момент». — Воха не заметил, что сказал это почти вслух.

Захаревич не переспрашивал. Молча достал из ящика стола тонкую папку и небольшой полиэтиленовый пакетик:

— Кое-что есть.

Воха подался вперед. Захаревич продолжил:

— Гражданин Тимур Балабан умер сам. Порок сердца. Застарелый и запущенный. С его образом жизни все равно был не жилец.

— Знаю. — Воха согласно кивнул головой. — Потому Тамара и переживала. «Больной мальчик, несчастный, долго не протянет, а лечиться не хочет». Так и вышло. Хм. Все-таки сердце.

Захаревич прекрасно знал, кто такая Тамара. Вдова покойного оперативника Воропая, сама юрист, подруга юности Калганова и Шульги. А кроме того, еще и адвокат Новака, персоны, известной далеко за границами своего круга. Теперь, как выясняется, еще и родственница этого Тимура. Да, тесен мир. И весь этот мир рано или поздно оказывается у него под микроскопом. Интересно, почему?

Воха встал с края стола и приблизился вплотную к спинке стула, буравя взглядом затылок Захаревича. Тот вздохнул и продолжил:

— Да там целый букет болячек. Но смертельный приступ, судя по всему, спровоцировал наркотический голод.

— А по-человечески?

Захаревил взял в руки пакетик.

— Здесь препараты амфетаминовой группы. Они лежали в той квартире на столе. Кстати, ты же их и изъял. На пакете — отпечатки Тимура. Значит, «колеса» принадлежали ему. Если их сначала принимать, а потом резко прекратить — наступает гипертермия.

— Судороги? — проявил осведомленность Воха.

— Это тоже туда входит. В клинике, как я понимаю, жертву лечили от наркоты. Как сбежал — сразу хапнул. Потом не давали, процесс пошел. С его сердцем в такие игры не играют.

— Это можно «продать» как несчастный случай? — Воха и сам удивился, уловив просительные нотки в своем голосе. Захаревич медленно встал и потянулся. В шее у него что-то хрустнуло.