— Понимаю, дело заводить неохота. Не будь Тимур связанным, я бы с дорогой душой исключил криминал. А так — извини. — Захаревич снова уселся за стол. Костяшками пальцев потер покрасневшие глаза и принялся заполнять свежий бланк.
Воха понял, что пора и честь знать. Вышел он, как и зашел, быстро и не прощаясь.
23
Галогеновые лампы дневного света вибрировали под потолком. В кабинете Хорунжего их установили совсем недавно, и никто еще не привык к гулу, возникавшему, когда лампы нагревались. Поэтому сидели, задрав головы кверху в ожидании, пока что-то там не щелкнет и гул не стихнет.
В своем кресле Хорунжий выглядел частью интерьера, за столько лет кресло приняло формы хозяина, а цвет стен, перекрашиваемых каждую весну, казался продолжением его полицейской формы. За приставным столом расположились подчиненные. Хорунжий привык, что справа находится взъерошенный Воха, напротив него — Носов, как всегда с недовольным видом, а в торце… В торце на этот раз сидел новичок Кошель. Из-под опущенных век он украдкой разглядывал кабинет. Воспитанный мальчик! Хорунжий заметил, как новенький остановил взгляд на аквариуме с рыбками и уже не мог отвести от него глаз.
— Кошель, куда это ты уставился?
— Рыбки, Николай Петрович! — Старлей смутился, но счел своим долгом честно ответить на поставленный вопрос.
— Никогда раньше не видел?
— Да, то есть нет… Лабио двухцветный! Какой экземпляр! И данио жемчужный… — Почувствовав на себе насмешливые взгляды, Кошель стушевался. — Извините!
Выражение лица Хорунжего смягчилось. Он сразу стал похож на эдакого кругленького пенсионера-дачника, хотя такое впечатление было, ой каким обманчивым. Свои это знали и не велись. Однако Носов не смог сдержать короткого смешка. Петрович за долю секунды, казалось, вырос в своем кресле и подтянулся, снова превратившись в сурового начальника. Наткнувшись на тяжелый взгляд шефа, Носов принялся изучать свои коротко остриженные ногти.
Хорунжий медленно перевел взгляд на Кошеля.
— Аквариумист, значит? Ладно, старлей! Закончишь дело — поговорим. А пока займешься этим несчастным случаем.
— Петрович, а почему он? — Воха подскочил на стуле.
— А по кочану!
Хорунжий рявкнул с такой силой, что лампы под потолком снова загудели. Не привыкший к перепадам настроения начальника Кошель вжал голову в плечи. Только Воха, казалось, ничего не заметил, он по-прежнему раскачивался на стуле и, обиженно поджав губу, ожидал объяснений. Объяснения последовали незамедлительно.
— Ты знал жертву лично и давно, — хриплый голос Петровича звучал устало. — Поэтому допускать тебя к этому делу не имею права. Надумаешь спорить — пойдешь свидетелем! — Хлопок ладони по столу неожиданно завершил спич.
Носов злорадно хмыкнул.
Воха покраснел и стал одного цвета со своим медно-красным чубом:
— Но, Петрович!
— Все! Разговор окончен. Кошель, разбирайся, такой ли это несчастный случай? Свободны.
Оперативники молча встали. Ножки стульев заскользили по старому щербатому паркету.
— А ты, Носов, задержись. — Хорунжий поманил Носова пальцем, но присесть не предложил.
Выходя из кабинета, Воха обернулся и увидел, как шеф достал из ящика стола два скрепленных листка бумаги:
— Это как понимать?
Носов взял листки, пробежал глазами и криво усмехнулся:
— Что? Жалобу накатали?
Хорунжий с шумом выдохнул:
— Хуже! Заявление Арсения Чуковского.
— Чукчи, что ли?
— Для тебя он Чукча, а для своего адвоката — гражданин, права которого ты нарушил.
«Ага!» — Воха ухмыльнулся и прикрыл дверь. Та предательски скрипнула. Но ни Хорунжий, ни Носов этого не заметили. А даже если и заметили, обоим было не до того.
— Да, ладно, Петрович! Сколько таких писулек было! — Носов не сдавался.
Хорунжий отъехал на кресле к аквариуму, сосредоточил внимание на рыбках.
— Много было! Знаю! Только сейчас проверки кругом! А ты мало того, что парня прессовал, еще и важную для следствия информацию проигнорировал! Дело Мостового вернули на доследование! Тебе запишут выговор! Премии не будет! Все! Свободен!
Носов, с трудом сдерживая обиду, вышел из кабинета. Однако дверь закрыл за собой аккуратно, даже вода в аквариуме не колыхнулась. Знал, что вынесенный приговор справедлив. «Так вот почему Петрович избегал смотреть в глаза! Опять оставил на бобах». Но потерянных денег все равно жалко. А Калганов, этот рыжий «коверный», скорее всего премию получит. Правда, кресло любимчика под ним, походу, пошатнулось. Любитель данио двухцветных получил дело неожиданно быстро, что бы там ни говорил Петрович про личные мотивы. — Этот факт немного улучшил настроение Носова. Можно было это дело перекурить. — Надо же, двухцветный, прям тебе наш флаг!» Насвистывая шлягер про чумачедчую весну, Носов шагнул на лестничный пролет, где курили коллеги из других отделов. «Рассказать им что ли про двухцветного?»
24