Тот словно только этого и ждал, так быстро двинулся навстречу Новаку. Воха тоже предупредительно ускорил шаг, но прошел мимо, ему всегда было неловко в присутствии этого бизнесового хлыща, особенно после памятного семейного ужина в Одессе, когда, будучи пьяным, он наговорил тому немало глупостей. Когда Новак поравнялся с Бобом, Воха уже помогал Нине встать со скамейки.
— Борис, вы не могли бы после поминок уделить мне время? — Новак задал вопрос вполголоса, но Бобу показалось, что их слышит вся округа.
— Без проблем. Что-то случилось? — он не скрывал удивления.
— Нужно поговорить. Тамара поедет с родителями. Они настояли на том, чтобы жить в гостинице. И у нас будет время.
Боб поймал тревожный взгляд Вохи, он со стариками уже подходил к центральным воротам. Тамара шла следом и все оборачивалась: «Что там у этих двоих, все ли в порядке?» Сейчас Боб вполне разделял ее тревогу. С чего это вдруг господин Новак решился на разговор? И о чем, интересно, пойдет речь? Боб не мог просчитать маневр соперника, и это его нервировало даже больше, чем дорогой аромат нишевого парфюма, которым Новак щедро окутал свою персону перед выездом. Свежий весенний воздух, промытый дождем, контрастировал с нотками штучного ветивера и лишь подчеркивал искусственность тщательно сконструированного образа господина Новака. «А если разложить всю эту конструкцию на составляющие, что останется? Какова ваша суть, Виктор Захарович? А вдруг ничего? Пустота? Черный прямоугольник, похожий на тот, в который час назад они по очереди швырнули по горсти земли». Бобу вдруг показалось, что именно сегодня во время предстоящего разговора он найдет ответ.
28
В номере маленькой частной гостиницы на Подоле было сухо и солнечно. Должно быть, светлые стены и тепло-оранжевые шторы создавали такое впечатление, и Воха был заочно признателен дизайнеру отеля. После сырого кладбища и женских слез хотелось тепла. Рюмка коньяка была бы в самый раз. Воха аж сглотнул, представив, как теплая волна, обжигая горло, разливается по телу и мягко навевает сладкую полудрему.
Номер был не люксовский, но вполне приличный. Новак, конечно, мог бы и люкс снять для родителей Тамары, но Воха знал, что дядя Миша категорически отказался. Он даже порывался отдать деньги за гостиницу, но будущий зять так искренне возмутился, что папа постарался замять инцидент. И хотя Воха был всецело на его стороне, вслух поддержал Новака. Ему хотелось поскорей попасть с рецепшена внутрь и согреться. Сейчас он вытянул ноги, сидя в маленьком велюровом кресле, и наслаждался редкой минутой покоя. Тетя Нина прилегла прямо в мокрой одежде на застеленную кровать, она слишком устала, чтобы смущаться присутствия других людей, к тому же тут все были свои. Дядя Миша сел рядом и взял ее за руку. Кровать под ним ухнула, мягкий матрас прогнулся, зазывая забыться сном. Воха подсчитал, что спал сегодня всего четыре часа, хотя ему предписали постельный режим до конца недели. Только Тома все кружила по номеру в своих высоких сапожках, то выглядывая в окно, то оправляя салфетку на столике. Вся эта затея с гостиницей ей не нравилась с самого начала.
— Папа! Ну папа! Ну вы же зря упираетесь. Прошу — собирайтесь, поехали. В конце концов, это просто неприлично. В какое положение вы меня ставите? Плохая дочь не пускает к себе родителей.
Нина, не открывая глаз, лишь отмахнулась от ее слов. Михаил приложил палец к губам, призывая к тишине, и показал на жену, мол, пусть отдохнет. Дальше говорил шепотом, все поглядывая на Воху, словно призывал его в свидетели:
— Это мамино решение, Томочка. Уговаривать ее нет смысла — ты же знаешь. Все нормально. Езжай домой.
— Но почему?.. — Тамара не сдавалась.
Нина открыла глаза и села на кровати.
— Мы не хотим мешать вам с Виктором.
— Мама! Ну опять эти глупости. Если я захочу, то поеду к Вику в любой момент.
— А еще мы хотим подумать, чего мы не сделали для того, чтобы у Тимурчика была другая жизнь.
— Мама! Для Тимура вы сделали столько же, сколько и для меня. Даже больше, — в голосе Тамары прозвучала затаенная детская ревность.
Михаил согласно закивал:
— Все верно. Он был слабеньким с рождения. В один день стал сиротой. — Михаил обращался к Вохе, как будто тот не знал про семейную трагедию, про ту злополучную аварию, в которой выжил только маленький Тимур. — Случилось, что случилось. Ничего уже не вернешь и не исправишь. Нам остается только скорбеть.
Воха кивнул. Словно спохватившись, Михаил встал и достал из дорожной сумки бутылку коньяка. Жестом подозвал Воху.
— Ладно, Вовчик! Давайте помянем теперь по-семейному.
Воха поднял ладонь и тяжело вздохнул:
— Не могу, дядя Миша. Извините. После ранения воздерживаюсь.
— Это правильно. Поддерживаю. Ты, кстати, как? Уже вышел на службу?