— Мамку, пока была живая, за подол всегда держал, потому и Хвостиком прозвали, — предположил Ант, а малыш кивнул. — Теперь вот Мину сопровождает.
— А под лестницу чего свалился? — не понял дед.
— Спать, — серьезно ответил Хвостик.
— На земле?
Угольки глаз с укором взглянули: «А где еще?», и старик, поняв свою оплошность, закряхтел, завертелся на месте.
— Выходит, все нормально, что ль? — наконец уточнил Пак.
— Похоже на то, — усмехнулась я, поглаживая малыша по темной головке.
— Тода я спать.
— Добрых снов, — отозвалась я, но, разумеется, не получила ответа.
А утро… та-дам! встретило нас привычными уже звуками бряцанья посудой. Хотелось топать ногами и визжать от возмущения. Но это за нас сделал Пак.
— Это что за свинарник на моей кухне?! А?! — голосил он на самых высоких нотах, стуча чем-то тяжелым по столу. — Я вас спрашиваю, лежебоки вы эдакие! Что за грязь тут неприбранная!
— Пак, имей совесть, дай поспать, мне скоро на работу! — крикнул из своей комнаты Ант.
А нам с Хвостиком, между прочим, даже на работу не нужно — могли бы поспать вволю, но…
— Это я должен иметь совесть? Я? Что ж вы за люди такие окаянные! Кто бы мог подумать, ушли преспокойненько по постелям, в то время как на кухне… А-а-а!!!! Мой суп! Мой вкуснейший суп! Все пропало!
— Да ладно? Кто-то из местных воришек залез в дом и позарился на твою еду? — недоверчиво поинтересовался Ант, все-таки спускаясь вниз и на ходу натягивая через голову рубаху.
Следом за пареньком и мы с Хвостиком ступили на лестницу, но так на ней и застыли, побоявшись быть затоптанными. Пак носился с кастрюлькой по первому этажу, расплескивая жижу и стеная, словно потерял домашнего любимца:
— Такой вкусный суп! Я так старался! А они его проквасили! Неблагодарные людишки. Столько продуктов! Столько времени! А ведь был такой вкусный и наваристый суп!
— А почему не убрал тогда в погреб? — не понял намека Ант, взлохмачивая пятерней рыжую копну волос.
— Я не убрал? Да я для вас оставил, а вы!..
— Так мы же сразу сказали, что сыты…
— Сыты они, изверги! И сами есть не стали, и старику не сохранили. Могли ж убрать. Нет, зачем же! Ни суп не убрали, ни на кухне не прибрали… Эх, до чего бездушные, только все о себе и о себе пекутся.
У меня разве что пар из ноздрей не пошел от возмущения.
— Уважаемый, — процедила я сквозь зубы, вмешиваясь в разговор растерянного Анта и снующего туда-сюда старика, — мы не просили ни варить для нас, ни тем более оставлять варево на столе. О ежедневной уборке кухни тоже уговора не было. Поэтому отныне будьте так любезны…
Пак не дал мне договорить:
— Я в своем доме и что хочу, то и делаю! Еще мне всякие соплюхи не указывали, как себя вести! Я старый, немощный!..
И тут до меня дошло, почему сбегали прежние жильцы, не дождавшись окончания оплаченного срока. Дедок-то, оказывается, тот еще тролль! Берет аванс и делает жизнь съемщиков жилья невыносимой. Вроде и полисменам не на что пожаловаться, и находиться под одной крышей даже необходимый для сна минимум не получается. Вот и сбегают бедолаги, теряя на ходу тапки и ночные чепчики. Не удивлюсь, что вскоре кто-то еще пожалует по объявлению об аренде регулярно освобождаемого Паком места в доме.
Не на тех напал!
ГЛАВА 7
Я ласково улыбнулась дедку, отчего старого перекосило. Он остановился и замолк.
— А давайте-ка, дедушка, я вам помогу!
Бодрым галопом спустилась вниз и забрала кастрюльку из рук растерянного моим неадекватным поведением Пака. Конечно! Я же должна была скандалить и возмущаться. Но выбор мы всегда делаем сами. А я хочу мира и спокойствия, причем в этом самом доме. Мне он нравится!
— Раз уж вы сами признались, что вы старый и немощный…
Дедок возмущенно хрюкнул, но не нашелся с ответом. А я, воспользовавшись его замешательством, одним махом вылила в помойное ведро испорченный суп и взялась за уборку кухни, отправляя в мусор все, что попадало под руку.
— Морковка! — верещал отмерший дедок. — Совсем еще хорошая! Капуста! Не смей, она лишь с одного бока подгнила! Разорительница! Не трожь лук! Руки пообрываю! Ай, окаянная, чтоб тебе пусто было, подкинь тебя да урони!
Прорваться ко мне и исполнить угрозы он не мог из-за вставшего в дверях Анта и успокоился после того, как в помойное ведро отправился последний подпорченный продукт. Тут уж старик заскулил, хватаясь за сердце и прижимаясь к стене:
— Разорили, ворье… Обездолили… По миру пустили…
— Ну что вы, дедушка, сейчас и накормим, и напоим. Вы полежите, немощный вы наш, — скалилась я в широкой улыбке.
— Да как ты смеешь! — было воспрянул дед, обрадовавшись новой возможности раздуть конфликт.
— То не я, а вы сказали, я глупая лишь повторяю.
Оно и видно, что глупая, — только и бросил он мне. Еще недолго потоптался у кухни, но Ант не двигался с места, поэтому старику пришлось уйти.
Я же на скорую руку навела порядок: выставила во двор помои, свалила в бочку с водой всю грязную посуду и вымыла столы. Завтрак приготовила и того быстрее, благо накануне с мальчишками купили куриные яйца.