Несколько шагов до прыжка (СИ)

…«Я откатал её… с посвящением, скажем так. О, нет-нет, не спрашивайте, кому. На этот вопрос мой ответ заранее — “без комментариев”. Но могу сказать, что посвящена она оказалась… от и до».

«Но вы ведь не могли планировать ваше падение, мистер Гриндельвальд?»

«Конечно же, нет. Но оно тоже вполне неплохо вписалось в рамки посвящения».

Дальше шли предположения, восклицания и прочая газетная шелуха.

Криденс ткнул в экран, закрывая страницу с интервью, и полез на youtube.

В наушниках зазвучала мелодия «Любовной истории», переходя через две минуты в «Speak softly love». На лице тридцатипятилетнего Геллерта на экране читались такие ярость, напряжение и отчаяние, что Криденс чуть не отпрянул от планшета.

Последние двадцать секунд программы он явно катал на одной злости. Ещё бы, после такого падения, после травмы… О травме тоже писали газеты: всю прессу две тысячи восьмого, писавшую о том Чемпионате мира, Криденс уже перелопатил, какую только смог найти.

Музыка смолкла, начались аплодисменты, вопли, а Геллерт как упал в конце проката на колени, так и стоял.

Альбуса камера, конечно же, не показывала.

Криденс не выдержал и закрыл вкладку. К чертям собачьим, он не мог на это смотреть.

В голове его постепенно выстраивалась картина произошедшего. В сезон две тысячи восьмого Альбус поставил своему подопечному — первому подопечному, какому-то Алексу Льюису, вчерашнему юниору — короткую программу на ту музыку, под которую когда-то катался Геллерт. С которой выиграл Олимпиаду две тысячи второго. Прессе больше понравился подопечный Альбуса, и это даже было объяснимо: фигурное катание развивалось каждый год, и некоторых элементов Геллерт просто не мог тогда сделать.

Их сравнивали. И не в пользу Геллерта.

Тот наверняка пришёл в ярость и вызвал Альбуса на разговор. И, судя по всему, за несколько минут до своего проката.

Мать твою.

А потом — падение, малоутешительное серебро, конец карьеры.

Криденс поднялся со стула и постучал костяшками по папке счёта, куда уже вложил деньги.

Через минуту он уже бежал обратно. К Геллерту.

~

В дверь позвонили.

Ланц поднялся с плеча и, проорав что-то, улетел восвояси. Геллерт, подавив вздох, отправился открывать.

Криденс теребил в руках ремень сумки, но выглядел при этом куда решительнее, чем час назад.

— Надо поговорить, — начал он с порога, оттесняя Геллерта и входя в квартиру. — Только не ори на меня, ладно? Сам обещал… Пойдём. Пожалуйста.

Смотрел он напряжённо, но и как-то… как же это называлось… участливо, что ли?

Геллерт вдохнул, выдохнул и дёрнул подбородком в сторону кухни. Криденс, понятливо кивнув, пошёл туда, куда указали.

Достав из холодильника бутылку сока, Геллерт разлил его по стаканам и сел за стол. Криденс опустился напротив, отпил и глянул на него очень прямо и даже немного жёстко. Растёт мальчик.

— Геллерт, — аккуратно, но твёрдо заговорил Криденс, — я почитал и посмотрел.

Всколыхнувшаяся досада была крайне некстати, Геллерт даже поморщился. Ну кто его за язык тянул, интересно?

А с другой стороны, внутри в последнее время было неожиданно так рвано и пусто, что поделиться даже таким уже не казалось дурным делом. Напротив — возможно, вот сейчас этим разговором что-нибудь и… заполнится. Компенсируется.

Хотя где-где, а здесь нечего было компенсировать.

Только выстраивать заново.

— И? — он хмыкнул, поднимая брови. Грейпфрутовый сок слегка горчил на языке.

— И ничего, — огрызнулся Криденс. — Прокат отличный, я не удивлён, что тебе даже с падением серебро дали. Ты на таких эмоциях откатал, мне ещё расти и расти.

Хамил он, конечно, отчаянно. И осадить бы его, да только вот отчего-то не хотелось. И, возможно, было бы нечестно заставлять Криденса заткнуться, учитывая, что Геллерт намеревался воспользоваться его умениями.

— Не ори, пожалуйста, — пробормотал Криденс, просяще вскидывая ладонь. — Видишь ли… Пресса напишет всякого, а что там было на самом деле, знаете только вы двое. А ты выбрал меня своим ключом, Геллерт. Своим средством для достижения цели. Так что мне кажется, что я имею полное право знать. Из первых рук. Из твоих. Расскажи мне, ладно? Ты же сам понимаешь, что дальше меня это никуда не пойдёт, а с этим знанием у меня лучше получится этот… максимальный артистизм.

Геллерт сжал губы вокруг края стакана. Самым отвратительным во всей этой ситуации было то, что Криденс оказался невыносимо прав. Он действительно мог и расспрашивать, и желать узнать, и всё остальное. И рассказ правда мог оказаться полезным.

Но чёрт раздери, ворошить это?! Снова?! После того, как столько лет пытался забыть — хотя бы эмоциональную составляющую?!

— А чего тебе не хватает? — хмыкнул Геллерт, ставя стакан на стол. — Ты уже, мне кажется, понял: я хочу таким способом донести до него, что… заинтересован в возобновлении некоторых аспектов нашего общения…

Сказанные слова были настолько в духе Альбуса, что аж дёсны свело. Криденс понимающе ухмыльнулся. Зараза.