Нескучная жизнь policeman(a) Чапаева

А в субботу мы с Женькой поехали проведывать наших раненых пацанов из «СОБРа» в отдел травматологии нашей районной больницы к Михаилу Ивановичу. Там же и Степан Блэкович раны зализывал в прямом и в переносном смысле. Скорая сначала хотела раненых сотрудников МВД в нашу ведомственную больничку сдать, но нужно знать Дрозда. «Шеф сказал: к Михал Иванычу!» По дороге им со Стёпой по обезболивающему уколу вкатили, а в приёмном покое раны обработали и рентген сделали. У Дроздова пуля, слава богу, навылет прошла. Рану скобами стянули, укол сделали, и Ванька домой, к Светке сбежал. А Степану операцию делали. Четыре осколка общим весом семнадцать граммов вытащили. Герой!

Михал Иваныч для порядка сначала повозмущался, типа, из приличной больницы заурядную ветеринарку хотят сделать и что Чапаев берегов не видит. Но потом ребята рассказали ему о геройском парне Степане Блэковиче, и Михал Иваныч приказал сестре-хозяйке разместить полицейского пса со всеми удобствами у неё в подсобке.

Увидев нас с Женькой, начальник травматологического отделения больницы с явным сожалением отпустил, провожая добрым отеческим взглядом, фигуристую дежурную медсестру и, широко расставив свои огромные умные руки, зарычал:

— А кто это к дедушке Мише пожаловал? Евгения Андреевна! Это ты уже в какой класс перешла, дылда?

— Я не к тебе, дед Мишка. Я к Стёпе! А в школу я ещё не хожу. Забыл? — уворачиваясь, запищала, смеясь, Женька.

— Новенькая? — негромко спросил я у доктора, провожая взглядом исчезающую за поворотом больничного коридора нимфу в белом халате. — Ничего так обводы у этой… яхты.

— Это не яхта, Андрюша, — задумчиво ответил Миша, — это катамаран премиального класса. Я тебе, как опытный капитан…

— Мы к Стёпе… — напомнил я товарищу.

— Ну, к Стёпе, так к Стёпе. К нему как раз хозяйка пришла. Кормит. А мы ему с вашей помощью последний укольчик незаметно поставим, — объявил Мишаня, наконец, здороваясь со мной.

Подсобка сестры-хозяйки была рядом со столовой, поэтому наш герой был всегда накормлен, выгулян и стерильно чист.

— Варенька, а я тут ещё посетителей привёл к Степану Блэковичу, — пряча за спину шприц и натянуто улыбаясь, объявил Михаил Иванович.

«Как интересно, — подумал я, — … мы всё — Сомова, Сомова, а её Варей зовут. Красиво». Варя улыбнулась нам с Женькой, взяла Стёпину большую перебинтованную голову в свои руки и начала что-то шёпотом ему говорить в единственное торчащее из-под бинтов ухо. А в это время доктор быстро присел на корточки и, почёсывая Стёпе холку, незаметно поставил укол. Пёс дёрнулся, но «отблагодарить» доктора не успел.

— Всё, ребята, это последний, — с облегчением смахнув со лба каплю холодного пота, сказал Михаил Иванович. — Вот же трус! На гранату бросился, а тоненькой иголочки боишься. Не буду мешать, меня ждут. Пока, — попрощался со Степаном его лечащий врач и, послав Женьке воздушный поцелуй, убежал.

Как будто что-то понимая, Степан заулыбался на прощанье своему спасителю ровными волчьими клыками, «засвистел» носом и даже два раза вильнул хвостом. Знакомство с Женькой у них прошло просто. Собственно, как у обычных детей и обыкновенных собачек. Пока мы с Варей Сомовой и Максом Приходько перекуривали в беседке внутреннего дворика больницы, ребёнок и собака великолепно общались друг с другом в подсобке у сестры-хозяйки.

Надо сказать, что по возвращении мы совсем не узнали хозяйственное помещение. Женька из чистых простыней и пододеяльников, с чёрными штампами районной больницы, соорудила для Стёпы что-то типа будуара. А пара новых матрасов и штук пять подушек составили основу для комфортного ложа полицейского пса. Когда мы вошли в подсобку, огромный перебинтованный пёс, вывалив язык, лежал на спине и, тоненько попискивая, дурашливо дрыгал ногами. А Женька, ангельским голоском пела ему какую-то восточную песню на тарабарском языке и обмахивала «его лохматое высочество» широченным веником.

Из больницы мы с Женькой убежали быстро, не успев попрощаться с Михаилом Ивановичем.

* * *

Под утро приснился занятный такой сон. Будто по длинному пустому больничному коридору бежит моя Женька в длиннющем казённом халате и испуганно прижимает к себе маленького щеночка. А за ней, размахивая огромным веником, несётся толстенная сестра-хозяйка, почему-то в Ксюхином подвенечном платье, и кричит, путаясь в длинной фате:

— Развели мне тут антисанитарию! Не положено!

А Женька, увидев меня в конце коридора, как завопит тоненьким жалобным голоском:

— Папочка, убегай быстрей, а то она на тебе женится!

И так что-то в районе мочевого пузыря неожиданно резануло… Приснится же такое… А вот не надо было на ночь глядя пиво пить.

Людоеды