Несломленная

Я лечу со всеми в Перт, и, хотя горло у меня все еще воспалено, а нос заложен, я страшно рада снова быть в команде. Но тренироваться я могу еле-еле. Инфекция все не уходит, и я начинаю задыхаться, когда пытаюсь поиграть. Когда я выхожу на корт в Перте, это вообще не я – во мне формы процентов на 60. А поскольку мы каждый день играем с новой командой, мне грозят одиночные матчи несколько дней подряд.

Я выигрываю все свои одиночки, то же делает Сэм Сто-сур. Наша пара тоже побеждает, и мы выходим в плей-офф Мировой группы II. Здорово снова играть в Кубке Федерации за Австралию, а делать это в Австралии – так вообще. Мы с командой идем на праздничный ужин, но у меня сосет под ложечкой. Я чувствую, что что-то не в порядке.

20. Истощение, 2009

На неделе после Кубка Федерации мне все еще нехорошо. Возможно, это последствия того, что я за три недели сыграла десять матчей. Тем не менее я не беру перерыв. Я соглашаюсь на предложенную мне wild card в квалификацию турнира в Мемфисе в начале февраля.

Квалификацию я прохожу, но в основной сетке проигрываю первый матч – я истощена до предела.

У Борны какие-то неурядицы с визой, и он не может прилететь со мной в Штаты. Но, поскольку последний год я клиент IMG, я могу тренироваться в Академии Ника Боллетьери, которая принадлежит IMG. Работа там налажена идеально, и условия исключительные. Мне доступны их тренеры по теннису и физподготовке, шикарные спарринг-партнеры, и даже сам Ник несколько раз в неделю приходит на мои тренировки и помогает мне.

Несмотря на все это, у меня не получается тренироваться так, как я делала это последний год. Энергия, которая пронесла меня в четвертьфинал Australian Open, испарилась. Головой я в деле и хочу работать и прогрессировать. Но физическая усталость мне этого просто не позволяет.

Следующий турнир – Индиан-Уэллс. Мы приезжаем туда за четыре дня до начала, но я с трудом могу встать с постели. Я ложусь спать в десять вечера и сплю до 11 утра. Я настолько не в состоянии встать с кровати, что приходится отменять тренировки. Со мной такого не было с тех пор, как я избавилась от депрессии. Один или два раза я на несколько минут выхожу на корт, но единственное, что я могу, – это спать. Я ложусь вздремнуть и сплю час-другой. Что-то явно не так.

Мы летим в Майами, и там мне становится чуть лучше. Первый матч я выигрываю, но потом в трех упорных сетах проигрываю Возняцки.

Мы едем на следующий турнир во Флориде, но с него я снимаюсь из-за плохого самочувствия. Я возвращаюсь в Загреб, пытаюсь тренироваться там (безуспешно), а оттуда лечу на кубковый матч против Швейцарии в Милдьюру, штат Виктория. Добираться туда больше суток: 24 часа до Мельбурна и еще один короткий перелет оттуда. К концу путешествия у меня не остается сил. Тем не менее свой матч я выигрываю, мы побеждаем во встрече, и я сразу возвращаюсь в Европу. Эта поездка ничуть меня не взбодрила.

Потом начинается грунтовый сезон. Хоть я и тренируюсь совсем не так, как годом раньше, я умудряюсь выиграть три матча в Бухаресте, но в Варшаве – ни одного.

* * *

Все летит в тартарары в мае. Я даю интервью австралийскому журналу Sport & Style, в котором говорю то, чего раньше никогда не говорила. Я рассказываю о том, как отец меня избивал и присвоил все мои заработки и как я ушла из дома, чтобы перестать быть частью того, что я называю «ситуацией».

От моего отца никогда не знаешь, чего ждать. Я понимаю, что он может отреагировать как угодно, так что подбираю слова очень осторожно. На этот раз он реагирует моментально: в интервью сербской газете Blic он не отрицает, что бил меня: «Нет такого ребенка, которого не били родители. Это касается и Елены». Еще он угрожает взорвать Клэр Берджин – посла Австралии в Белграде, – если она не остановит распространение информации о его жестокости.

Я уже много лет как не читаю тот бред сумасшедшего, который он несет, а газеты печатают. Говорят, что как-то на сербском телевидении он сказал, что талантливых детей «всегда нужно испытывать… Нет никаких границ». Но эта его выходка уже не лезет ни в какие ворота. Я не могу такое пропустить мимо ушей.

«Я ветеран войны и убью ее из ручного гранатомета в центре Белграда, – говорит он. – Я знаю, что сербская полиция может меня за эти слова арестовать. Но мне плевать, потому что это единственный способ остановить грязные происки австралийских журналистов». Он утверждает, что у него дома «арсенал».

Полиция начинает расследование, и оказывается, что в кои-то веки он не врет. Они находят семь охотничьих ружей, пистолет, патроны и две бомбы. Ему предъявляют обвинение в угрозе жизни и незаконном хранении оружия и взрывчатых веществ.