Вздыбленная ветром вода. Линия горизонта размыта. Ветер повалил зонтики над столиками пляжного кафе. Анастасия Ивановна сидит в углу кафе, защищенного от ветра стеклянными стенами. Нахохленная. Ей нездоровится. Ничто не радует. Должно быть, устала от обилия впечатлений, переездов, непривычного быта, противопоказанного пожилому человеку.
А мне этот день запомнился. Открылась совершенно иная Голландия. Голландия моря, необузданной стихии, совершенно противоположная равнинному однообразию пейзанской Голландии с ее ровно текущими молочными реками и пятнистыми коровами.
…Самолет пошел на снижение. Внизу уже отчетливо видны были подмосковные леса. Улыбаясь, к нам шла стюардесса сообщить, что на землю ею передано сообщение и в аэропорту Шереметьево – ей это уже подтвердили – нас будет ожидать транспортное средство, которым А.И. доставят от самолета к выходу. Я с удивлением представил себе что-то вроде амстердамского электромобиля. Неужели и у нас уже завели такие? Для всех или только для пассажиров
Мне не пришлось долго мучиться вопросами. Самолет сел под уже знакомые аплодисменты. В зале аэровокзала, пока я искал обещанный автомобильчик или хотя бы его подобие, к нам подошли два вспотевших от московской духоты грузчика.
– Цветаева? – спросил один из них, по-плотницки прищуриваясь.
И тут я увидел их «транспортное средство». Крашеная железная тачка, в каких возят песок на стройке.
– Давай, бабуля, садись, – его товарищ с мокрым пятном на рубашке во всю спину сгреб ее без долгих раздумий. – Поехали!
Не успел я толком сообразить, что происходит, как тачка уже громыхала где-то впереди в толпе. Двое грузчиков на одну тачку? Недоумение рассеялось быстро. Впереди была лестница, а эскалатор не работал. Судя по тому, что на нем была наставлена поломанная мебель, стоял он уже не первый день.
Грузчики подняли «транспортное средство» с безучастно сидящей в нем А.И. и стали спускаться по лестнице. Как мне казалось, довольно неуклюже. Тачка, к моему ужасу, наклонялась то в одну, то в другую сторону. Не хватало еще, чтобы они ее вывернули!
Наконец после всех треволнений мы оказались на улице перед ярким светом телекамер. Встречали Анастасию Ивановну ее литературный секретарь Станислав Айдинян и целая команда с российского телевидения. Грузчики слегка опешили и, похоже, устыдились своей безобразной тачки, а главное, той бесцеремонности, с какой обращались со знаменитостью. Сама же она в первый момент после того, как ощутила под ногами размягченный жарой асфальт, еще не очень хорошо понимала, где находится, и на вопросы корреспондента по привычке последних дней в Голландии начала отвечать по-английски. А кончилось все коротким и емким словом, которое в вечерних новостях буквально облетело всю страну.
В том году шли изнурительные споры, по какому принципу делить Союз писателей, кому и какая собственность должна отойти. И корреспондент телевидения спросила, чего, на ее взгляд, не хватает нынешним российским писателям.
Ответ Анастасии Ивановны был предельно лаконичным:
– Таланта!
Белый кофе.
…В этой гармонии многоголосия вспыхивали звуки скрипок и альтов, то к небу взмывал хор, и это странным образом завораживало, погружало в состояние покоя, и что-то в душе, давно и безнадежно смятое, таинственным образом расправлялось…
Полчаса назад, уединившись в ординаторской, надев наушники, я слушал, развалясь в полуживом бугристом кресле, неведомо из какого кабинета попавшем сюда, нечто невероятное. Фаготы и флейты обрамляли расширяющееся в наушниках пространство, воссоздавая средневековый европейский город – Зальцбург, а может быть, Вену – погруженные во мрак безысходности из-за набирающей силу эпидемии. Слова латыни, неясно колышущаяся пелена голосов, объединяясь с солистами, звучали с раздирающей душу печалью, хотя точный смысл их не был понятен. Но все же некоторые слова вспыхивали среди мелких обломков мертвого языка, в институтские годы казавшегося нам совершенно ненужным, как и назидания вроде