Я с трепетом почувствовал, что наступил момент, когда мои абстрактные познания иноземной речи могут пройти проверку на подлинность с живыми носителями языка.
– Что случилось? – обратился я к разъяренным прохожим.
Почувствовав мой деловитый тон, мне коротко изложили историю со сбитым самолетом, говорили, перебивая друг друга и сжимая кулаки.
– Мы спрашиваем их, как такое можно было допустить, зачем они это сделали? – Разводят руками и мычат.
– Наверно, не говорят по-русски, – вслух предположил я.
– А шо они вообще тут делают?
Коренастый пляжник с носовым платком, завязанным уголками на голове, протолкнул меня поближе к испуганным иностранцам.
– Давай, спроси их…
На удивление американцы, а это были именно они, после легкой заминки меня поняли. Оказалось, в Киев в рамках культурного обмена приехал на гастроли американский театр со спектаклем «My fear lady» (Моя прекрасная леди) по пьесе Бернарда Шоу «Пигмалион».
–
Я перевел.
Упоминание о Хрущеве и Бернарде Шоу никакого впечатления на стоявших вокруг не произвело.
– Пусть зубы нам не заговаривают, – грозно насупился пляжник с носовым платком на голове, готовый к рукопашной. – Артисты они… Видим, что артисты! Что они тут забыли… Давай, переводи…
Моего запаса слов было недостаточно, чтобы объяснить им про сбитый шпионский самолет. Я вывел американских актеров с пляжа и проводил до Крещатика. Оттуда им было недалеко до гостиницы.
На прощанье один из них, круглолицый, внешне даже очень похожий на нашего пляжника, напиравшего на него, неожиданно повеселел, широко улыбнулся и вручил мне визитную карточку с адресом гостиницы, где они остановились. Там же написал свое имя, не то Майкл, не то Джек, точно уже не помню. Мне надлежало позвонить на следующий день и узнать, в котором часу будет спектакль и у кого получить контрамарку. Я и позвонил.
За год до этого происшествия тогдашний политический лидер Никита Хрущев впервые отправился с семейством в США по приглашению американского президента. Его возили в Голливуд на съемки, в компании звезд кино он отвечал на вопросы. Его спрашивали, почему он сказал с трибуны ООН: «Мы похороним вас», и он объяснил, что это надо понимать в переносном смысле, дескать, коммунизм придет на смену капитализму. Ему показывали разные чудеса американской жизни – гамбургеры, столовые с самообслуживанием для рабочих, буйно растущую кукурузу, канкан с задиранием юбок. Но главное, куда он почему-то особенно стремился, был Диснейленд. Что его туда так влекло? Желание прокатиться на детской железной дороге, взмыть в небо на карусели? Или ему просто не доставало эмоций и острых ощущений? Он возмущался, вел себя как большой капризный ребенок и очень понравился американцам своей искренностью. Все это тщательно фильтровалось и скупо просачивалось в советскую печать. Но знатоки, умевшие читать между строк, первыми догадались, что лед тронулся и появилась надежда, что угроза большой войны отодвинулась. Тогда же договорились об ответном визите Эйзенхауэра в Москву и расширении культурных связей между странами.
Тем временем американские разведывательные самолеты продолжали летать на большой высоте над нашей территорией, недосягаемые для авиации и артиллерии, бесцеремонно фотографировали полигоны и ядерные объекты.
Последний из них Локхид U-2, пилотируемый летчиком Пауэрсом[19]
, вылетел с американской авиабазы в Пешаваре. Он шел на высоте 20 тысяч метров, не подозревая, что к тому времени у нас уже появились ракеты, способные его достать. Сюжет шпионской истории раскручивался стремительно. Эйзенхауэр неловко врал, что самолет был послан метеорологической службой, но сбился с курса. Предполагалось, что никаких следов ни от самолета, ни от пилота не должно остаться, поскольку катапультирование было автоматически совмещено с системой подрыва всего, что находилось на борту. Пауэрс знал об этом от бортинженера и решил не рисковать. Падая с горящими обломками, он с трудом все-таки сумел сдвинуть стеклянный колпак над головой, и, когда он покинул свое сидение, над ним раскрылся парашют. Среди упавших на землю обломков нашли оборудование для фотосъемки, а на суде он сообщил, что фотографировал военные объекты по заданию ЦРУ и что приземлиться ему предстояло в Норвегии, на американской авиабазе.И все в одночасье рухнуло. Визит Эйзенхауэра в СССР отменили. Хрущевская «оттепель» вскоре сменилась «заморозками», а через несколько лет и самого Никиту отправили в отставку.
В тот день отец по какой-то причине был дома, кажется, все это происходило в субботу. Он появился в дверях с горкой чистой посуды, которую нес из нашей коммунальной кухни.
Я как раз в это время, прижав телефонную трубку подбородком, записывал новое для меня слово