Неслышный зов

Прямо с вокзала мы поехали на трамвае к его знакомому фининспектору. Рабочий день уже кончался. Инспектор — наголо стриженный инвалид без руки, — внимательно выслушав нас, спросил:

— А не клепаете вы на него? Может, он вам чем насолил?

— Мы — комсомольцы, наше дело разоблачать эксплуататоров.

Для большей убедительности я показал рабочий номер и комсомольский билет.

— Тогда мешкать нечего, нагрянем неожиданно, — сказал безрукий.

Он позвонил по телефону фининспектору Петроградской стороны и, изложив суть дела, условился встретиться на Мытне.

Инспектор Петроградской стороны тоже был инвалидом: волочил ногу.

— Может, взять милиционера? — спросил он.

— Обойдемся, — ответил безрукий.

Они поднялись на второй этаж и позвонили. Минуты три к двери никто не подходил, потом негромкий голос спросил:

— Кто?

— Откройте, инспекция.

— Проштите, ключа не имею. Жамкнут, — прошамкал старик.

— Не выдумывайте, ключ в дверях торчит. Поверните его.

Волей-неволей растерявшемуся старику пришлось открыть дверь.

Инспекторы прошли в большую комнату и там застали двух приятелей шамкающего старика. Они сидели за старенькими пишущими машинками и прямо с листа переводили на русский язык: один — английскую пьесу, другой — французский детектив.

— Вы по договору работаете или поденно? — спросил безрукий.

— По джентльменскому соглашению, — ответил старик со сливоподобным носом и белой бородкой. — Но джентльмен черт знает какой бурдой поит и пищу доставляет не из лучших ресторанов. За два месяца задолжал, не расплачивается.

— Сколько часов работаете?

— У нас ненормированный день. Как протрезвеем — до вечера стучим. Вечером нам доставляют хмельное и ужин…

Когда фининспектор заканчивал составлять протокол, появился Антас с бидончиком пива и вяленой рыбой. Узнав, кто такие непрошеные гости, он запротестовал:

— Кто позволил врываться? Я обращусь к прокурору… У вас ордер на обыск есть?..

— А мы обыска не производили, — спокойно ответил безрукий. — Протокол составляем со слов эксплуатируемых. Вы о существовании своей артели заявляли финорганам? Декларацию заполняли?

— У меня нет никакой артели. Я приютил бездомных стариков. Они лишь кое в чем помогают мне. Их никто не эксплуатирует, наоборот, меня можно назвать альтруистом.

— Как вы себя ни называйте, а штраф за сокрытие и налог придется уплатить. Мы еще установим, какие у вас были доходы: запросим справки с издательств.

— А кто установит, сколько я потратил на них?

— Это вы сообщите в декларации.

Видя наши довольные ухмылки, Антас возмутился:

— А почему здесь присутствуют посторонние?

— Они понятые… Протокол подпишут.

Ржавая Сметана подошел ко мне вплотную.

— Это ты их навел? — спросил он негромко.

— Я тебя предупреждал. И о твоей литературной плодовитости еще узнают многие. Так что не тебе придется открывать ударника в литературе, а мне.

— Вам этого мало? — как бы ища сочувствия, Антас показал на фининспекторов. — До каких пор будете преследовать?

— До тех, пока не перестанешь наживаться на труде обжуленных.

— Все. Сегодня — все! Я прекращаю, даю слово. Останемся друзьями, я вам еще пригожусь.

Забеспокоились и старики.

— А что же с нами теперь будет? — спросил белобородый. — Мы даже пенсий не получаем.

— Можете начать собственное дело. Возьмите патент. Будете переводить с разных языков, печатать на машинке, давать уроки. Из помещения вас никто не выселит. Можете судиться. Суд будет на стороне эксплуатируемых.

— Могу предложить временную работу, — сказал Гурко. — Мне нужны репетиторы: одного подготовить в вуз, а двух девочек — в шестой и седьмой классы.

— В какой вуз?

— Юридический.

— Сколько угодно, — ответил белобородый. — Могу представиться… бывший адвокат и поверенный в делах графа Костецкого. Среди нас есть представитель точных наук и лингвист. Какие условия?

— Жить будете бесплатно на даче. Едой и молоком обеспечу. За каждый урок буду платить наличными.

— Видите ли… — замялся шамкающий старичок. — Нам молоко противопокажано. Мы шоглашны на жамену: крашное вино, пиво, брага.

— Брагу сварим, не беспокойтесь.

— Тогда по рукам, — согласился старичок. — Вешну и лето недурно провешти на лоне природы, а к жиме мы што-нибудь шоображим.

ОБЪЯСНЕНИЕ

Довольный исполненным долгом, в воскресенье я решил съездить в Сестрорецк. Надо было окончательно выяснить отношения с Ниной.

В заводской проходной я опять наткнулся на охранницу Нюру.

— Ох и неугомонный ты парень! — возмутилась она. — Ну, чего прикатил? Совести в тебе нет! Ведь не любишь ее, блажь одна.

— Мне с ней надо поговорить.

— В общежитии ее не найдешь. Сама видела: на взморье пошла.

Сестрорецкий пляж на всем протяжении был пустынен. Желтый песок, зализанный ветром, лежал волнами. А над морем стоял гомон. На воду, вздымая брызги, то садились стаи чернышей, чирков, крякв, чаек и гусей, то шумно взлетали и, посвистывая крыльями, летели дальше.

За поворотом на песчаной косе я заметил одинокую фигурку: девушка смотрела на пролетавших над нею птиц, а ветер развевал ее белый шарфик.

— Нин… Нина-а! — закричал я.