Вскоре свитер и рубашка присоединились к куртке, и пальцы Шерлока немедленно скользнули под футболку, скользя по мягким бокам и прослеживая твердые дуги ребер. Последние несколько недель он изо дня в день наблюдал, как менялась, заживая, эта плоть, как кровоподтеки превращались из черных и фиолетовых в зеленовато-желтые, прежде чем исчезнуть совсем, как покрывались корками и затягивались удерживаемые швами порезы и раны, оставляя после себя новую, розовую кожу. Он знал каждый сантиметр этого тела, посвятив его изучению долгие часы, и все же рад был снова и снова возвращаться к своему исследованию, с каждым прикосновением повторно запечатлевая в памяти каждую черточку.
Дверь в спальню, открытая локтем Шерлока, грохотом врезалась в стену, и тут же снова захлопнулась от удара ноги Джона. В комнате царил уютный полумрак. Тусклый свет пасмурного дня просачивался внутрь сквозь небольшую щель между портьерами и падал на разобранную кровать, превращая громоздящиеся одеяла и простыни в подобие горных хребтов.
Как ни велико было искушение просто толкнуть Джона на ждущий их матрас, осторожность перевесила. Возможно, тот и шел на поправку семимильными шагами, но до полного выздоровления ему пока далеко. Любые ограничения их физической активности по-прежнему зависели от Джона, хотя, если судить по бушевавшему в синих глазах огню, сейчас ему не было никакого дела до пострадавших костей и болезненных мест на теле.
Это жадное нетерпение поколебало выдержку Шерлока, создавая впечатление, что удерживаемое ранее в узде теперь можно выпустить на свободу. Прикосновения Джона были уверенными и знающими, и он с намеком потянул вверх его тонкую футболку.
Прохладный воздух коснулся обнаженной груди, соски моментально затвердели, а Джон прихватил зубами ключицу, шепча восхитительные непристойности. Действия его были абсолютно непредсказуемы, словно он выбирал их бессистемно, случайным образом из доступного ему обширного арсенала, и даже теперь, недели спустя, Шерлок был не в состоянии предугадать его следующий шаг. Как следствие, любая попытка сконцентрироваться тут же разлеталась под натиском ощущений, способность к логическому мышлению полностью покидала разум, и он мог лишь беспомощно цепляться за одежду Джона, а вожделение превращалось в простую потребность поскорее почувствовать прижавшееся к нему обнаженное тело.
— Ложись, — сказал Шерлок, отмахиваясь от мысли, что позвучавшее слово больше походило на мольбу, чем на приказ, — и сними уже с себя все, наконец.
— Раскомандовался, — ласково проворчал Джон, осторожно опускаясь на кровать. На мгновение на лице его появилось и тут же исчезло болезненное выражение, и он потянул Шерлока, заставляя лечь рядом.
Шерлок предпочел бы другую позу: оказаться сверху, полностью накрывая Джона собой, или же быть прижатым к матрасу навалившимся крепко сбитым телом, но им все еще приходилось держать в уме не до конца зажившие ребра. В итоге он сосредоточился на устранении раздражающего препятствия в виде носков и джинсов Джона, пока тот неуклюже стягивал футболку, бормоча ругательства по поводу гипса.
— Жду — не дождусь, когда избавлюсь от него к чертовой матери, — буркнул он. — Надоело уже.
— Еще несколько недель, — ответил Шерлок. — К тому же лично я доволен, что могу как следует изучить, что и как тебе нравится, — он провел пальцем по животу Джона, наблюдая, как по коже бегут мурашки и как подрагивают мышцы по мере его продвижения вниз. — Потому что пока ты сам ограничен в движениях, твое внимание волей-неволей целиком и полностью сосредоточено на моих действиях.
С губ Джона сорвался хриплый стон, когда Шерлок поверх белья обхватил ладонью его член, словно взвешивая в руке уже так хорошо знакомую ему плоть. Если между ними и существовало какое-то неравенство в постели, заключалось оно в том, что Шерлок мог свободно исследовать тело Джона, лишенного возможности отвечать ему тем же. Тот просто был не в состоянии проделать с Шерлоком все, что ему хотелось, и пока он в предвкушении ожидал заветного дня своего окончательного исцеления, Шерлок пользовался шансом и наслаждался своей временной единоличной властью.
Он провел носом по изгибу шеи, вдыхая аромат мыла, дождя и особенный, свойственный лишь Джону запах, напоминавший о пряностях и нагретой земле. Язык скользнул по коже в стремлении почувствовать вкус, а следом на том же месте осторожно сомкнулись зубы, не настолько сильно, чтобы оставить след, но достаточно, чтобы заставить задрожать от осознания такой вероятности.