Как смогли, мы сами завершили работу над декорацией и привезли два танкера соленой воды температурой 10 °C. Эта декорация была точной копией подвала «Дарти» в «Мадлен».
Пьер перепрыгивал с одной машины на другую, пытаясь найти маленькую газовую плиту, как вдруг невидимое чудовище зашевелилось в воде и стало опасно к нему приближаться. Мне не удалось найти добровольца на роль монстра. Все хотели хорошенько поесть один раз как за два и чтобы им тут же заплатили, но никому не улыбалось бросаться в мерзлую грязную воду, никто не соглашался на роль, в которой даже мать родная не узнает.
Тогда я натянул гидрокостюм, перепоручив следить за кадром Карло Варини. Мартина навесила на меня целую груду хлама, и мне нужно было пробраться по дну отвратительного бассейна, задержав дыхание. Это было не лучшее мое погружение. Мы сделали несколько дублей, и мой ассистент посоветовал мне остановиться, так как мое лицо стало обретать цвет, который обычно можно встретить только в покойницкой. К тому же пленка стала пропускать воду, и в бассейне недоставало воды для еще одного дубля.
Я грелся у маленького газового радиатора, когда снова пришел бригадир, отвечавший за металлолом. После пляжа получилось море: его металлолом залило водой. Наш бассейн со второго этажа весь перетек к нему. Съемочная группа провела остаток дня, осушая груды металла.
Для финальной битвы я заприметил умопомрачительную декорацию на перекрестке Плейель, в старом здании «Электрисите де Франс». Это была диспетчерская с контрольными циферблатами и стеклянным навесом. Великолепная декорация. Но тут явился мой ассистент с дурной вестью: утром в понедельник бульдозеры должны были нашу декорацию снести.
Сцену планировалось снимать два дня. Значит, нужно было выложиться за один, и сделать это в воскресенье.
В воскресенье на рассвете мы начали с планов погони. К полудню мы перешли в зал. Для того чтобы в него попасть, нужно было буквально проползти через дыру в стене. Это была единственная возможность туда забраться. Все-таки мы снимали конец света. Жан и Пьер уже пробрались вперед, и так глубоко, что Пьер зацепил металлическую стойку и разбил Жану лицо. Жан залился кровью. Двух пластырей, что были у гримера, не хватило, чтобы кровь остановить. Мой ассистент вызвал «скорую», и врач высадился в нашем аду. Он пробрался через тонны щебня и прополз через дыру, чтобы наконец оказаться возле Жана, который сидел на складном стуле. Его гигантская фигура была облачена в доисторические доспехи, а в руке он все еще держал меч. Все мы были чертовыми зомби, апокалиптическим племенем, затерявшимся в руинах мира. У доктора были все основания заявить на нас в полицию, и нас бы отвезли в тюрьму, но, видимо, он понял, какая страсть нас обуяла, и потому ничего не сказал. Он довольствовался тем, что зашил Жана прямо на месте, наложив четыре шва. Карло Варини одолжил мне денег, потому что мне нечем было с доктором расплатиться.
– Все в порядке? Жан, мы можем продолжать? – с тревогой спросил я.
Жан кивнул. Это было в духе его персонажа: ничто не могло его остановить. Он жаждал последней битвы с врагом, хотя знал, что той ночью должен умереть. Но из-за этого инцидента мы потеряли время и к последней декорации вышли на два часа позже, чем предполагалось. Было 16 часов. Через час с четвертью солнце перестанет пробиваться сквозь стеклянный навес, и нам не хватит света, чтобы снимать.
Карло считал, что успеть в принципе невозможно, но разве у нас был выбор? Декорации должны были уничтожить на следующий день. Значит, надо сменить мизансцену. Мы будем снимать с плеча. Понятно, что у нас не было времени тщательно отрепетировать драку, но у меня в голове уже сложились первые два – три движения. Мы начнем с них.
Мы выпроводили всех из помещения и заперлись, Жан, Пьер, Карло, ассистент оператора и я. Первое движение. Я кадрирую дубль, Карло делает второй. Обратная точка. Следующее движение. Мы использовали мебель, стены, всякую мелочь, найденную на месте: нас подхватил поток невероятной творческой энергии.
Ничто не упускалось из внимания, ничто не терялось, словно эта волна никогда не остановится. План шел за планом, словно продолжение одного и того же движения, плавного и быстрого.
Мы были мокрыми от пота и вытирались футболками. Каждые пять минут мы заправляли новую пленку. Ничто другое не имело значения, кроме движения, которое нас подхватило. Это был момент осмоса, незабываемый момент творчества. Мы жили лишь для того, чтобы служить нашему божеству – фильму, готовые ради него умереть, как завтра умрет эта декорация.
Последний план. Камера была у меня на плече. Железным прутом Пьер убил Жана и рухнул на землю. Он вышел из кадра, и я инстинктивно глянул вверх. Солнце, которое было в самом углу навеса, исчезло из вида. Конец плана. Конец сцены. Мы выжали из этой декорации все до последней капли, до последнего солнечного луча.
Пьер и Жан пожали друг другу руки, как два самурая.
Я сел на пол. Ноги меня больше не держали.
К нам присоединились остальные члены съемочной группы. Мы о них почти забыли.