Несносный ребенок. Автобиография

Песня, написанная Сержем Генсбуром, называлась «Синий свитер». Изабель не была в себе уверена, так как не являлась профессиональной певицей. Ей доставила большое удовольствие запись альбома, но теперь, когда он должен был выйти, она пребывала в сомнениях. Изабель боялась, что ее засмеют, боялась, что это повредит ее карьере. В самом деле, с публикой все не так просто. Мы принадлежим ей, но не наоборот. Публика может сегодня нас любить, а завтра возненавидеть.

Но Изабель напрасно волновалась. Исполняя песни, она ни на что не претендовала, и все понимали, что она просто развлекалась между съемками в кино. Я немного поработал, готовясь к нашей встрече, и рассказал ей сценарий, который придумал для песни. Изабель моя история увлекла, и она с энтузиазмом на это согласилась. Продюсер скривился, но дал добро, и подготовка к съемкам началась уже на следующий день.

Съемки получились довольно продолжительными, так как у Изабель очень много времени уходило на макияж и костюмы. Я к такому не привык. Я работал только с выжившими после апокалипсиса, измазанными в грязи с головы до пят.

Как только она оказывалась перед камерой, начиналось волшебство. Изабель просто создана для света. Едва она входит в образ, как буквально вбирает в себя свет, а ее взгляд становится гипнотическим. Даже не стоит усложнять себе жизнь декорациями или аксессуарами, они становятся несущественными. Изабель, настоящий суперпрофессионал, была вежлива со всеми и внимательна к своему режиссеру. Какое счастье! У меня не было ощущения, что я выполнял работу, я был просто охренительным везунчиком.

У клипа был сопродюсер, бизнесмен, который имел намерение заняться политикой. Его звали Бернар Тапи. Его помощник спросил, можно ли посадить возле студии вертолет.

– А откуда прилетит вертолет? – уточнил мой ассистент.

– Из Парижа, – ответил тот.

– Но… киностудия в трех километрах от Парижа!

– Ну да, но нам сказали, что в квартале небезопасно!

Я еще даже не был знаком с этим бизнесменом, но уже знал, что не буду за него голосовать, и оставалось лишь надеяться, что он никогда не станет министром.

В конце концов бизнесмен приехал на машине, как и все. Так у него появилась возможность восхититься цветущей местностью и щедрыми на улыбки жителями.

Изабель пришла со своим бойфрендом, который весь день провел в гримерке. Уоррен Битти был американской звездой во всем своем великолепии. Высокий, красивый, сильный, улыбчивый и умный. Он проживал свою жизнь как в кино, словно камера никогда не прекращала его снимать. Он был воплощенным образом Америки, мощным и привлекательным. Возле него я почти сразу почувствовал себя деревенщиной, со своим багетом, зажатым под мышкой.

Уоррен целый день провел в гримерке Изабель, он писал речи для Гэри Харта, который баллотировался на президентских выборах. И по коридорам бродили чуваки из ЦРУ, со своими спагетти в ушах.

Съемочная площадка стала напоминать Каннский фестиваль.

Наконец явился Тапи, опоздав на четыре часа. Он обошел вокруг съемочной площадки, пожимая всем руки. Отвесил комплимент Изабель и поздоровался с Уорреном Битти, не имея понятия, кто он. Помощники водили его, как ведут на беговую дорожку шустрого ребенка. У него не было времени на привязанность, не было времени ни оценить, ни хотя бы понять. Одна картинка тут же вытесняла другую. Между тем парень был естественным, довольно симпатичным, даже трогательным. Но можно было не сомневаться, что политика его погубит.

Настал последний день съемок. Назавтра Изабель улетала с Уорреном в Нью-Йорк. Значит, нам нужно было закончить этим же вечером, с переработкой. Исполнительный продюсер обеспечил нас бесперебойными поставками пиццы, и мы завершили к пяти утра, измученные, но счастливые.

Из-за всех этих обстоятельств я совершенно позабыл о том, что встречаюсь с Пьером у адвоката. В 18 часов я должен был подписать документы, чтобы стать совладельцем его компании. Охваченный безумием съемок я совершенно выпал из времени, а мобильных телефонов тогда не было, и я не смог его предупредить.

На следующий день Пьер был в бешенстве. С него довольно. Теперь, когда я снимаю звезд, мне стало плевать на приятелей, и я забыл, что они для меня сделали. Это была неправда, потому что даже сегодня не проходит недели, чтобы я не думал о Пьере и о том, что он для меня сделал. Мои любовь и благодарность неизменны.

Но я был тогда слишком молод, я был захвачен водоворотом, и это меня пьянило. Я был похож на собирающегося на танцы подростка, позабывшего об обещании вовремя прийти домой.