Несносный ребенок. Автобиография

– Хорошо, ну… приходи, – в конце концов сдался он.

Я бегом пересек улицу, ни с кем не поздоровался и сразу юркнул в грузовик. Механик камеры, который вел грузовик, был старожилом из старожилов, и я заставил его рассказывать мне о своих первых съемках. Он начинал с Фридкиным на «Французском связном» (1971). В ту эпоху механиков на каждой съемке было около двадцати.

В Бретань поехали всего трое. Я тут же предложил свою помощь. Поскольку моя роль на самом деле не была определена, я с радостью готов был поучиться ремеслу рядом с ним. Механик улыбнулся, он немало повидал таких бешеных щенков, как я, но обычно они бывали заносчивы и не разговаривали с рабочими.

– Механик, он всегда рядом с камерой, он все видит и все слышит. Это лучшее место для того, чтобы учиться, – доверительно сообщил он.

Я это знал уже с первого дня, едва ступив на съемочную площадку, но поблагодарил его за подсказку.

Патрик приготовил мне подвох. Он позволил мне выгрузить оборудование и дал первое задание: отогнать пустой грузовик в Париж. Мне стало погано.

– Завтра пойдешь в офис и будешь там стажироваться.

Видимо, я заслужил утешительный приз. На следующее утро я сел за руль грузовика. Через стекло я видел рабочих, которые были заняты подготовкой первого плана. От этого зрелища у меня свело живот. Я умирал от желания остаться, и на глаза навернулись слезы. В зеркало заднего вида я наблюдал, как включили первый десятикилограммовый прожектор, и он расцветил жизнь за моей спиной.

На следующее утро я был в офисе. Патрик, видимо, все-таки предупредил коллегу-продюсера. Но тот был чем-то раздражен, и в десять утра открыл уже вторую пачку сигарет.

– Сядь вон там. Тебе скажут, когда понадобишься, – бросил он не глядя.

Я тут же уселся на указанное место и терпеливо ждал, как на приеме у врача.

До 19 часов я не сдвинулся с места, и он меня наконец освободил:

– Завтра в это же время, – и хлопнул дверью.

На следующий день я пришел пораньше. Как знать, вдруг понадобишься. Он явился около полудня со своей четырехлетней дочкой. Была среда, и он взял ее на целый день. От всего этого попахивало разводом. Мать звонила каждые десять минут, и они ругались по телефону в присутствии малышки, которая умирала от скуки. А потому куксилась и мешала отцу работать. Парень был на грани нервного срыва.

– Послушай, пойди купи ей что-нибудь! – бросил он мне, роясь в кармане в поисках денежных купюр.

Я взял деньги, взял крошку за руку и спросил, как ее зовут:

– Матильда, – ответила она своим детским голоском.

Мы вышли на улицу, сначала купили конфет, потом – раскраски. Вернувшись в офис, мы устроились в пустом кабинете и провели весь день в мире фей, единорогов и летающих ослов. В семь часов ее отец, немного обеспокоенный, открыл дверь:

– А, вы тут! Я вас везде искал!

На прощание Матильда меня поцеловала и спросила, буду ли я в офисе в следующую среду.

– Может быть, – ответил я со смущенной улыбкой.

Я надеялся быть там хотя бы завтра. Отец взял девочку за руку и, уже закрывая дверь, спросил:

– Так как тебя зовут?

– Люк, – с готовностью ответил я.

– Спасибо за сегодня, Люк. До завтра, – бросил он мне почти добродушно.

На следующий день в офисе появился другой продюсер. Он вернулся со съемок в Бретани и вкратце сообщил: все идет превосходно, особенно благодаря ему. Парня звали Ив Дютей. Полный тезка певца, но ничего общего. Этот был трепло и хвастун, он лебезил перед начальством и был чудовищно груб с подчиненными. Он тут же взял меня в оборот. Прежде всего захотел узнать, кто меня прислал.

– Патрик Гранперре, – просто ответил я.

Было понятно, что Ив предпочел бы взять на мое место кого-нибудь из своих племянников. Мне нужно было сидеть тихо. И не делать ошибок.

На следующий день Ив ворвался в офис со словами:

– У них в Бретани кончилась пленка! Они слишком много снимали! Ну ты, бегом в «Кодак». Я заказал десять коробок. Они закрываются в 18 часов!

Это было адресовано мне. Я посмотрел на часы: было 17:55. У меня было пять минут, чтобы c бульвара Сен-Мартен добраться до Аля, бульвара маршала Нея и по окружной на север Парижа. В 18 часов, в самый час пик.

В то время, если вы были стажером и вам давали задание, вам следовало пулей его выполнять, никогда не задаваясь вопросом, возможно ли его выполнить. В соответствии с теорией шмеля. С научной точки зрения это насекомое летать не может, так как соотношение между весом, мышцами и площадью поверхности крыльев делает его полет невозможным. Однако шмель летает. Причина проста: он не знает, что не может летать.

Я спустился по лестнице, сел за руль служебной машины и стартовал, оставив половину резины на асфальте.