Зеваки сгрудились у заграждений вокруг съемочной площадки. Там стояли все мои бывшие школьные приятели, все, кто смеялся надо мной, когда я уезжал из города. Ну а я был по другую сторону, c бейджем на груди, и страшно этим гордился. Но у меня не было желания отомстить, просто я был рад, что у меня получилось, и большинство из них в тот момент мной гордились. Кроме одного придурка.
– Эй! Там есть Ален Делон? – спросил он.
– Нет, но там есть Жан-Франсуа Стевенен и Жан-Пьер Сантье, – ответил я.
Но придурок ушел, не дослушав моего ответа.
Мое место было на съемочной площадке. Я наблюдал за всеми и старался предвосхитить малейшее движение каждого. Я заметил, что оператор, Карло Варини, начал клевать носом. Но он и сам уже нашел меня взглядом и подозвал:
– Люк, пожалуйста, ты не мог бы принести мне кофе?
И кофе был уже у него в руках.
– Два сахара, так? – спросил я.
Карло кивнул, ошеломленный скоростью моей реакции.
Я знал вкусы каждого члена съемочной группы, кто какие любил напитки и бутерброды. И хотя я был всего лишь третьим ассистентом режиссера, я знал, что, если приготовлю отличный кофе и вкусные бутерброды, группа будет в хорошем настроении, работа будет спориться, и фильм получится лучше. Так что качество фильма зависело от моих бутербродов.
Единственным, кого я не мог удивить, был режиссер-постановщик. Хоть и по-доброму, он на всех давил. У него двери были всегда распахнуты для творчества, а возможности безграничны. Он не желал довольствоваться тем, что знал, или тем, что задумал. Он готов был использовать ветер, приливы, юмор. Ему нравилось сбивать с толку съемочную группу. Карло знал, что в привычном нет творчества. Он работал в духе Пиала, только по-доброму.
Все три недели парижских съемок я пахал как вол, поскольку съемочная группа вскоре должна была отправиться на юг, чтобы завершить основную часть фильма, который назывался «Два льва на солнце», и я понимал, что за место нужно бороться.
Но вот однажды утром Патрик пришел и объявил, что меня в поездку не берут. Бюджет трещал по швам, и он не мог мне платить зарплату, не мог оплачивать гостиницу и питание. Я состроил печальные собачьи глазки, но Патрик был непреклонен, и от своего решения отступать не собирался. На съемочной площадке я делал все, что мог, но вдохновение меня покинуло. Карло забеспокоился, и я поведал ему о моей печали. Он ласково похлопал меня по плечу и постарался утешить.
Начался обеденный перерыв. На выездных съемках нас обычно сопровождала передвижная столовая. Повар готовил еду прямо в машине и накрывал на стол в разбитой по такому случаю большой палатке. Я уселся в уголке и ковырял вилкой в тарелке. Есть мне не хотелось. Ко мне подошел Патрик.
– Все в порядке. Ты победил. Ты тоже едешь, – объявил он с улыбкой.
Я признался, что ничего не понял.
– Группа скинулась, чтобы ты поехал, – пояснил он.
Я обернулся к залу. Все смотрели на меня с лукавой улыбкой. Я наблюдал за ними в течение нескольких недель, а тут внезапно понял, что и они за мной наблюдали. Карло Варини подмигнул мне, и я залился слезами.
Съемки были перенесены вглубь страны, в Роквер. Солнце сильно припекало, цикады затихли. Я не видел моря, но чувствовал его. Оно ощущалось в воздухе.
Здесь был добрый десяток мест для съемок, разбросанных тут и там. Увы, меня оставляли в базовом лагере на подхвате, и я редко бывал на съемочной площадке, за исключением случаев, когда снимали сложную сцену и нужна была моя помощь.
Однажды утром меня прихватили с собой для сцены в порту, так как требовалось перекрыть движение и блокировать зевак. Наконец-то я снова увидел мое дорогое Средиземное море, все такое же юное и прекрасное.
Жан-Франсуа Стевенен сидел, опустив ноги в воду. У него на ногах были водные лыжи. Он впустую тратил время и силы, так как актерская гордость не позволяла ему признаться, что он ничего в этом не смыслит. Режиссер-постановщик выражал нетерпение, и, пока второй режиссер срочно искал специалиста, остальные смотрели на воду как на раскаленную лаву.
– Я могу помочь, если хочешь, мой отец был инструктором по водным лыжам, – осмелился я сказать режиссеру-постановщику.
По его глазам я прекрасно видел, что он не усматривал никакой связи между водными лыжами и кино, но у него не было времени слушать рассказы из моей жизни.
– Если ты думаешь, что можешь помочь, иди и помоги, – ответил он немного скептически.
Через несколько секунд я был в воде. Я подплыл к Жану-Франсуа, успокоил его и объяснил: ноги должны быть согнуты, руки вытянуты. И удержал его ногами, чтобы стабилизировать. Актер поднялся из воды с первого же дубля. На пристани мне улыбался Патрик. Он гордился своим протеже.
Через несколько недель мы сидели в отеле в Роквере. Клод, режиссер-постановщик, с самого начала тщетно пытался найти интерьер для спальни. В конце концов он поднялся на чердак. Это было место, куда хозяин отеля сваливал старую мебель, как правило, сломанную. Помещение было большое, хорошо ориентированное по сторонам света и прекрасно освещенное, особенно по утрам.
– Вот это отлично подходит, – сказал Клод.