Несносный ребенок. Автобиография

– Ты смог бы сочинить для фильма?

– Никогда не пробовал, но почему бы нет. Это может быть круто.

Я еще не знал, о чем будет моя следующая короткометражка, но уже нашел для нее композитора.

* * *

Через несколько недель альбом появился в магазинах. Это был хороший альбом, однако рассчитывать на успех не приходилось. Пьер был скорее красавчиком и человеком-оркестром, но в том-то и заключалась проблема. Было неясно, чего от него ждать, и люди не воспринимали его как певца. К тому же звукозаписывающая компания, не особенно в нем заинтересованная, не захотела выделить бюджет на продвижение в виде такого продукта, как клип, совершенно нового по тем временам.

Пьер был немного подавлен, но из гордости о том не говорил.

Однажды ночью я ворочался в постели без сна. Эта история нервировала меня. Я хотел помочь Пьеру, он того заслуживал. И вдруг в моей голове что-то щелкнуло. Почему бы нам самим не снять клип? Разве это так дорого стоит? Где взять камеру? У меня есть приятель, который занят на съемках, я могу одалживать у него камеру по воскресеньям. Нам нужна пленка? Я могу раздобыть остатки. Нам нужны костюмы – жена Пьера работает костюмером. Понадобятся декорации – семейство Лила не пользуется своим бассейном, и я уже положил на него глаз для другой съемки. В полночь я позвонил Пьеру и все это ему сказал.

Я чувствовал, что он тронут моей заботой, но его мои слова не убедили.

– Мы не можем сварганить фильм из ничего, не вкладывая средств. Это невозможно.

– Да нет же, это возможно! – твердо ответил я.

Я уже знал, что фильм всегда является из ничего, из невозможного. Я чувствовал себя шмелем.

На следующей неделе я снял свой первый клип в пустом бассейне семейства Лила. В этом клипе можно видеть Пьера и его музыкантов, но особенно Эрика Серра – спускающимся в бассейн, сидящим на усилителе, исполняющим свое знаменитое соло на гитаре.

Клип имел успех, и звукозаписывающая компания в конечном итоге даже выплатила нам небольшую часть сборов за него. Альбом стал хорошо продаваться в магазинах, но этого было недостаточно для того, чтобы стать настоящим хитом. Надо сказать, что в то время у Пьера был грозный противник, который пользовался всеобщим успехом. Его звали Даниэль Балавуан. По иронии судьбы это был большой приятель Пьера.

Моя первая короткометражка была столь ужасной, что клип представлялся мне шедевром. Его уж точно не потребуется сжигать. На этот раз я сосредоточился на содержании, словах песни и ритме. Все мои идеи были связаны именно с ними. При этом формат клипа позволял большую свободу и полет фантазии.

Все меня хвалили, но я буквально ничего не слышал. Следует признать, что это было слишком непривычно. Видимо, у меня была остаточная травма после первого фильма.

На самом деле, за это время я многому научился, сам не отдавая себе в том отчет, и теперь знал, что успех фильма – это чудо. Для создания успешного фильма нужны два года – и достаточно двух минут, чтобы его испортить. Две минуты невнимания к актеру в главной сцене, две лишних минуты при монтаже, две минуты неудачного диалога, две минуты слишком мрачной сцены, две минуты чересчур навязчивой музыки… Сто раз следует браться за работу, задавая себе тысячу правильных вопросов, выслушать каждого и слышать только себя, не доверяя своему тщеславию и шарахаясь от него, как от чумы.

Пьер, как обычно, тут же переключился на другое. Он писал пьесу и предложил мне ему ассистировать. По бумаге водила его рука, но я мог участвовать в работе. Дело шло споро, так как у него был опыт. Я многому у него учился, а если он принимал мою идею, распускал хвост, как павлин.

Пьесу должны были ставить в театре де Ла Виллетт, который возглавляла его мать, Арлетт Тома. Это была комедийная актриса, очень известная, так как она была французским голосом цыпленка Калимеро. У нас с ней контакта не получалось. Она была убеждена, что я виноват в ссоре ее сыновей, Пьера и Марка. Я, конечно, был совершенно ни при чем, но проще было заставить отвечать за это меня, чем обвинять их. Впрочем, это неважно. Я любил Пьера и был предан тому, чем он занимался.

Приближалось Рождество, и Париж засиял иллюминацией. Моя мать была на юге, а отец, как всегда, в Италии. Пьер мне позвонил. В парижскую квартиру, которую я снимал у уехавшего на сезонную работу управляющего туристской деревней. Мне не хотелось оставаться одному в канун Рождества, и он пригласил меня на семейный ужин. Я опасался, что буду не к месту, но он разубедил меня, и я тут же принялся гладить свою единственную рубашку, чтобы соответствовать случаю.

Однако через час программа поменялась. Он предупредил мать о том, что я приду, и оказалось, что она хотела провести вечер по-семейному, а я к ее семье определенно не принадлежал. Пьер был искренне огорчен, и я изобразил спокойствие и даже в последнюю минуту сочинил, что как раз буду занят. Пьер c облегчением вздохнул, и мы договорились встретиться 26-го, чтобы поработать. Я повесил трубку и добрый час безутешно плакал.