Несобранная проза

Однако из внутренних комнат доносились голоса, но в гостиную никто не входил. Да и говорили, казалось, комнаты за три глухо и неопределенно. Все это было не так удобно и рационально, как должно было бы быть.

Сумерки сгущались, вышла та же служанка, что отворяла дверь Лапидину, пустила свет, опустила занавески и затопила камин.

– Что, господ дома нет? – решил спросить у нее Терентий Васильевич.

– Нет, они дома. Сейчас выйдут, как ученики подойдут. Григорий Михайлович еще обедает.

– Кто это Григорий Михайлович? – спросил гость, смущенный такой русификацией.

– Барин, г. Овэн.

– Так его, наверное, зовут Гарри.

– Григорий Михайлович, – упрямо повторила девушка, растопляя камин.

Помолчав, Лапидин спросил храбро:

– А барыня дома?

– Нет, они еще не приезжали; они обедают дома, потом сюда приезжают.

– Она не здесь живет?..

– Нет. Как можно? она живет с мужем.

– Она замужем?

– Да.

– Кто же ее муж?

– Не знаю.

– Как ее фамилия?

– Фамилия? – девушка подняла голову, освещенную снизу розовым огнем, и спокойно ответила:

– Я не знаю. Григория Михайловича фамилия – Овэн, а про барыню я ничего не знаю.

Из передней послышался звонок. Пришли новые посетители. Терентий Васильевич их не разглядывал, его вдруг заинтересовала незнакомая английская дама, которая живет отдельно от остальных учителей и обедает с мужем. Конечно, он сейчас же догадался, что она и есть та особа, чье изображение стоит на рояле, и еще раз внимательнее посмотрел на фотографию, взяв даже ее в руки. – Замечательно приятное лицо!..

Кажется, Терентий Васильевич произнес это вслух, потому что сейчас же почувствовал за своей спиною присутствие кого-то чужого и услышал легкое покашливание. Обернувшись, он увидел молодого человека приказчичьего вида. Хотя во внешности этого господина не было ничего необыкновенного, и тем более ужасающего, но Лапидин испугался как пойманный с поличным и, быстро поставив обратно на крышку рояля смеющуюся даму, покраснел и пробормотал:

– Когда уроки-то начинаются?..

Приказчик приготовился было что-то отвечать, как в комнату быстрыми шагами вступил господин с необыкновенно розовой длинной шеей, держа книгу с фамилиями в руках раскрытой.

– Мистер Лэпайден, мистер Лэпайден! – повторил он, не здороваясь и обводя глазами присутствующих.

– Вот, начинается! – подумал радостно Терентий Васильевич и даже заулыбался, стараясь сделать понимающее лицо. Приказчик тихо спросил:

– Ваша фамилия будет не Лапидин?

– Да, да. Так.

– Мистер Овэн ищет вас.

– Меня?

Терентий Васильевич подошел к англичанину и, расшаркавшись, произнес:

– Я – Лапидин, – вот.

Тот необыкновенно обрадовался, захохотал и заговорил по-английски. Приказчик, взявший на себя роль переводчика, услужливо донес:

– Удивляется, что вы– Лапидин. Очень рад. Заниматься будут с вами отдельно, с пяти часов. Желает вам здоровья.

– И я ему тоже желаю здоровья и свидетельствую свое почтение. Рад, что ему понравился.

Приказчик что-то заговорил, но неизвестно, переводил ли он слова Терентия Васильевича, или рассказывал анекдоты, но мистер все время смеялся и потирал себе бока.

Лапидин шел домой совершенно очарованный и так был доволен, что даже почти не обратил внимания на то, что Маргариты Петровны не было дома. Пообедала, не дожидаясь мужа, и уехала куда-то.

2.

Прошло уже достаточно времени, так что Терентий Васильевич с грехом пополам мог уже при случае изъясняться на его любимом диалекте, даже написать письмо попроще. Последняя эта возможность особенно ему была полезна и кстати, так как Лапидин, кроме радости исполненной мечты, узнал еще и другую, совершенно для него неожиданную. Он влюбился, причем самым романическим, даже романтическим образом, не видя никогда в глаза предмета своей любви. Как-то так вышло, что в занятиях Терентия Васильевича не принимала никакого участия та простая и веселая незнакомка, чей портрет его так пленил. Из рассказов же других учеников Лапидин убедился, что это именно она и есть. Он любил расспрашивать о ней и дал бы что угодно, чтобы хотя раз ее увидеть, но англичанка была неуловима. Всем доступна, а для него невидима. Мистер Гарри всегда его искусно выпроваживал, а когда раз Терентий Васильевич решил поставить на своем и дождаться мистрисс во что бы то ни стало, ему объявили, что она сегодня вообще не приедет.

Вот тут-то ему и пригодилась английская грамота. Он написал письмо, пусть с ошибками, пусть не такое безумное, как ему хотелось бы (для этого его словарь был слишком беден), пусть там все существительные стояли в именительном падеже, и все глаголы в неопределенном наклонении, – но все-таки это было письмо, и всякая бы поняла, что это письмо любовное. И тем не менее он получил ответ на свое письмо. Скрываясь от жены, он долго читал его со словарем. Свидания в этом письме не назначалось и вообще ничего определенного не говорилось, а тон, сдержанный, но грациозный, слегка насмешливый, ускользнул от Терентия Васильевича. Да ему было и не до того, чтобы разбирать разные тона! Она ему написала письмо, да еще английское! есть от чего сойти с ума.