Несостоявшиеся столицы Руси: Новгород. Тверь. Смоленск. Москва

Да, это геостратегическое преимущество Москвы действительно было, причем «выгодное экономико-географическое положение», о котором много говорят со времен Ключевского, к делу отношения не имеет: Тверь, Ростов, Ярославль, Владимир относительно торговых путей, а также центров промыслов и земледелия расположены лучше, чем Москва, да и в XIII–XIV вв. в наших широтах громко говорил булат, а не злато. Нет особых оснований напирать и на мифическую особую безопасность Москвы (и Твери) как раз именно из-за тех самых только что упомянутых торговых — то есть речных — путей, которые, как мы видели, легко превращались в дороги войны. Ярославское, Костромское, Дмитровское и Галицкое княжества не только не уступали Москве и Твери в плане безопасности, но даже и превосходили их по этому параметру. А тот же Ростов, умудрившийся в своё время договориться даже с Батыем [см.: Хрусталев Д. Г.Русь от нашествия до ига. М., 2008. С. 91] и располагавший в XIV в. влиятельной колонией «своих» татар, должен был быть вообще «чемпионом безопасности». Однако же, судя по скудным данным источников, люди шли не в более «безопасный» «отатарившийся» Ростов, а в ходившие по самому краю ханского гнева Тверь и Москву. Выше уже встречались два примера крупных переселений элиты в начале XIV в., и эти случаи — выход служилых людей из сферы влияния Ногая в Юго-Западной Руси в Москву и переход владимирского боярства в Тверь — убедительно продемонстрировали, что как минимум знать того времени со своими людьми искала политической бури, а не безопасности. И вот именно с точки зрения возможностей ведения активной наступательной войны Тверь проигрывала Москве:

на востоке от тверских границ находились земли Великого княжества Владимирского и двигаться туда было, как мы уже с вами показали выше, бессмысленно;

на юго-востоке были земли Москвы, где поживиться чем-то было затруднительно;

на западе проходила торная дорога литовских набегов (через Полоцк — верховья Западной Двины — верховья Торопы — Верхневолжские озера (Селигер) — Осугу — в среднее течение Тверцы к Торжку), где нужно было смотреть, как бы не поживились тобой;

наконец, на юге и на севере Тверское княжество граничило с пригородами Великого Новгорода: Торжком/Новым Торгом и Волоком Ламским.

Именно на северном и южном направлениях, казалось бы, и стоило тверским князьям искать себе «примыслов», благо было это не так и трудно: в 1312 г. «заратися князь Михаиле к Новугороду и наместникы своя выводе, не пустя обилья в Новъгород, а Торжекъ зая и Бежичи и всю волость» [НПЛ. С.94].

Вот только великому князю Владимирскому и (особенно!) претенденту на этот стол уж слишком было нужно новгородское серебро для «торговли» в Орде, причем серебро это нужно было не в виде абстрактных будущих доходов от новоторжской и волоколамской торговли, а здесь и сейчас. Поэтому многие военные столкновения Твери с Новгородом завершались новгородским откупом и выводом тверских войск из оккупированных новгородских пригородов. Вот и нет ничего удивительного в том, что В. А. Кучкин, подводя итог рассмотрению границ Тверского княжества в XIV в., констатировал, что, несмотря на некоторые изменения (расширение к концу века за счет ржевских земель, возможную потерю некоторых земель по соседству с Бежецком), границы эти, по-видимому, оставались стабильными. Периоды усиления и упадка политической роли тверских князей на протяжении XIV столетия не были обусловлены значительным расширением или сужением государственных границ княжества [ Кучкин В. А.Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. М., 1984. С. 197]. А это значит, что Тверь, в отличие от своей конкурентки Москвы, в «тучные» годы так и не сумела сделать «запас» на случай будущих бедствий— и закономерно свалилась в кризис после «Федорчюкова погрома». А вот Москва в начале 60-х даже и с малолетним князем сумела в достаточно короткий срок исправить последствия политической катастрофы, которой для москвичей обернулась потеря великого княжения в пользу Дмитрия Константиновича Суздальского.