Несостоявшиеся столицы Руси: Новгород. Тверь. Смоленск. Москва

Возражая против этого утверждения, пишут о сходстве московской поместной системы, появившейся в середине XV в., с османской системой тимаров. И определенные внешние аналогии можно усмотреть. В годы «образцовой» поместной системы воину за его службу давали от государя поместье с крестьянами, но это владение оставалось государственной собственностью. Поместье было небольшим, молодой воин, «новик», получал не больше 150 десятин земли — около десяти крестьянских хозяйств. Помещики регулярно вызывались на смотры, и если воин вызывал недовольство командиров, то поместье могли отнять; если помещик проявил себя в бою, то «поместную дачу» увеличивали. Воинские командиры, бояре и воеводы, получали до 1500 десятин, но были обязаны приводить с собой дополнительных воинов — наемных слуг или боевых холопов — по одному человеку с каждых 150 десятин. Дворянин, получавший отставку по старости или из-за ран, имел право на часть поместья, «прожиток». Если сын помещика поступал на службу вместо умершего отца, то он мог наследовать отцовское поместье — но не все, а лишь в тех размерах, которые полагались «новику» [ Веселовский С. Б.Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси. Т. I. М., 1947. С. 281, 306–318].

При этом нужно понимать, что первые подобные дворяне-«помещики» появились на Руси, видимо, во времена Ивана Калиты, задолго до оформления системы кормлений в Османской империи. Во всяком случае, так можно толковать известный отрывок из завещания Ивана Даниловича: «А что есмь купил село в Ростове Богородичское, а дал есмь Борису Воръкову, аже иметь сыну моему которому служити, село будет за нимь, не иметь ли служити детем моим, село отоимут» [см.: Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей. С. 11].

В духовной великого князя московского Василия Дмитриевича упоминаются служилые люди Тутомлины, имевшие поместья аж под Устюгом [ДДГ. № 61. С. 196].

Весьма рано формируется и двор великого князя, достаточно безосновательно сравниваемый, например, С. А. Нефедовым со знаменитым османским корпусом «государевых рабов», «капыкулу». «Капыкулу» стали заметным явлением в жизни Высокой Порты лишь в XV в., тогда как двор великого князя в отечественных источниках упоминается уже в Повести о Мамаевом побоище (напр., Захарий Тютчев — «уноща от Двора») [ПСРЛ. Т. 26. С. 129].

Уже в первой же серьёзной войне Ивана Великого двор и, видимо, конное дворянское ополчение играли существенную роль:

«[6976]…князь великий Иван Васильевич посылы ратью воевод своих, царя Касима да князя Ивана Васильевича Стригу, с ними Двор свой весь, конную силу, на Казанского царя Абреима» [ПСРЛ. Т. 37. С. 91].

«Тое же осени князь великий Иван посылал на Черемису князя Семена Романовича, а с ним много детей боярских, Двор свой…» [ПСРЛ. Т. 25. С. 279].

Перебор и опись земель в Московском государстве также состоялись до знаменитой в чем-то, аналогичной «земельной реформы» Мехмеда II 1470-х:

В 1463 г. «…не на добро всем князем Ярославским: прости — лися со всеми своими отчинами на век, подавали их великому князю Ивану Васильевичу, а князь велики против их вотчины подавал им деревни и села… у кого село добро ин отнял…да отписал на великого князя, а кто будет сам добр, боарин или сын боярский, ин его самого записал» [ПСРЛ. Т. 28. С. 157]

Ну а к моменту новгородского похода 1471 г. роль дворянской конницы была, видимо, уже ключевой, что позволило вместо тысячи человек, собранных Василием Темным в ужасном 1445 г., выставить до десяти тысяч хорошо вооруженных и обученных всадников [см.: Алексеев Ю. Г.Походы русских войск при Иване III. СПб., 2009. С. 96–142].