всегда перекошено – либо в сторону чрезмерного рационализма, к дробным решениям, либо в сторону иррационализма, к загадке целого. Скажем, экономически ориентированное общество всегда перекошено в сторону эффективности (и следовательно, свободной инициативы) или в сторону социальной защищенности, которая тормозит инициативу. И принципиально не может быть абсолютно совершенного общества. Наиболее совершенное общество – это общество, сознающее свое несовершенство и время от времени его исправляющее, двигаясь от одного перекоса к другому[1503]
.Важно оговориться, что принципиально перекошенное общество Померанца не следует путать с тем, что английский философ Энтони Квинтон назвал «политикой несовершенства» консервативных мыслителей. Те видят в моральном и «интеллектуальном несовершенстве человеческой личности» повод для утверждения превосходства сильной социальной инфраструктуры над личной автономией и свободой[1504]
. Померанц, наоборот, категорически ставит нарочитоВ этом Померанц не одинок. Еще Исайя Берлин называл общественный «поиск совершенства» «рецептом для кровопролития»[1505]
. В этих словах Берлин, в свою очередь, следует старой традиции, в которой социальные критики не осуждают, а хвалят несовершенство и провал как общественные блага[1506]. Эта богатая традиция более чем жива сегодня. Именно ей следовала постколониальный теоретик Лила Ганди, в середине 2010‐х годов провозгласившая «моральное несовершенство» продуктивным ответом на общую западную «культуру перфекционизма»[1507]. За чрезмерный перфекционизм Ганди критиковала и империализм, и фашизм, и либерализм. В рамках этой же традиции действовал бельгийский журналист Йоэль Де Кеулаер, когда в 2019 году он прославил «неидеальную систему» публичности – и в особенности демократичной публичности – в книге под названием «Ура! Демократия несовершенна»[1508]. «Демократия, – уверяет читателей Де Кеулаер, – неудовлетворительна, неуловима, несправедлива, непримирима, неразумна и невозможна. Да здравствует демократия!»[1509]Кризис вокруг COVID-19 только усилил старинный обычай не доверять совершенно идеальным публичным режимам. Весной 2020 года – в период широкой реализации карантинных мер по всему миру – критики карантинов стали охотно вспоминать о Мишеле Фуко, который в «Надзирать и наказывать» упоминает пандемии как наилучшую почву для идеально тоталитарного правления. «Город, пораженный чумой, – пишет Фуко, – пронизан донизу иерархией, слежкой, наблюдением, письмом; город, обездвиженный функционированием обширной державы, которая отчетливо проявляется во всех отдельных телах, – вот утопия совершенного управляемого города»[1510]
. Фуко обращался к тем же классическим вопросам, которые звучат в нашем сборнике. Представляет ли совершенство проблему для мира делиберативных институций? Являются ли несовершенства, противоречия и провалы изъянами или, наоборот, условиями для здоровой публичной сферы? Одинаковы ответы на эти вопросы во всех регионах мира или, рассматриваемые в русской ситуации, они требуют иного подхода, чем, скажем, в английской?В заключение я не буду вставать на защиту резких «да» или «нет» в качестве ответов на эти вопросы. Я позволю им повиснуть в воздухе, словно открытому концу богатой теоретической и эмпирической работы авторов сборника. Их анализы не очерчивают норму, не показывают нам, как именно должен выглядеть оптимальный публичный режим. Не демонстрируют они и насколько такой режим должен или не должен соответствовать теоретическим идеалам публичности – в России или в любом другом локальном контексте. Зато они предлагают богатую пищу для размышления об этих вопросах, немаловажных для будущего российской публичной сферы.
Аннотации и справки об авторах