Несовершенные любовники

«Мам, а для чего нужна скороварка?» — решил я спросить у матери. «Ну, ты же знаешь, чтобы варить лапшу». — «Только лапшу?» — испугался я. «Да нет же, в скороварке можно готовить всё». И потом, на протяжении многих лет, каждый раз, когда короткий эпизод с купанием в окутанной паром ванне тревожил мою память, меня раздирали два мимолетных противоречивых чувства: затаившаяся ярость и тайная гордость. Все просто: если первое определение моей матери было верным, то близнецы здорово посмеялись надо мной, я для них был всего-навсего тупой размазней, которому можно лапшу на уши вешать, а вот если верным оказывалось второе утверждение, то я, получалось, был для них всем. С этой «скороваркой» я носился как с котелком на голове, и когда виртуальный котел-скороварка вдруг начинал материализоваться в моей башке, вы даже не можете вообразить себе, какой необычный бульон там закипал, какой оригинальный готовился в нем суп, в котором плавала морская звезда с тремя лучами: Лео, Камилла и я.

Когда они во второй раз объявились в нашем Бурнёфе, им было по тринадцать, а мне шестнадцать лет. Их записали в коллеж, я учился в лицее, и поскольку нянька им больше не требовалась, у нас не было поводов встречаться.

Я возился с великом во дворе нашего дома, работая в одних шортах, обливаясь потом и перебирая детали испачканными в масле руками. Начало школьного года всегда раздражало меня, а когда я нервничал, то принимался ремонтировать всякую всячину в этом я был мастер. И вдруг они внезапно появились передо мной. Я не слышал ни звонка, ни стука, ни скрипа.

«Мы приехали», — вместо приветствия сказал Лео. Его голос изменился. «Как вы узнали, что я здесь?» — спросил я. «Мы знали», — отозвалась Камилла. Я, естественно, их узнал, но в то же время совсем не узнавал. Они казались почти такими же взрослыми, как и я, поскольку всегда держались прямо, я же имел привычку сутулиться. «Ты повзрослел», — снова произнес Лео. «Вы тоже», — в тон ему заметил я. «У тебя какой рост?» — поинтересовалась Камилла. «Метр восемьдесят пять, сказал я, прибавив себе полсантиметра, — а у вас?» — «Метр семьдесят». — «У каждого?» — «Почти. Метр семьдесят — это среднее значение для двоих», — вместе произнесли они. «Ну ладно, а кто из вас выше?» — «Камилла», — ответил Лео. «Так бывает, — подхватила Камилла, девчонки всегда сначала растут быстрее, чем мальчишки, а потом мы сравняемся». — «Нет, потом Лео будет выше», — возразил я. «Неважно, — сказал тот, — у нас всегда будет среднее значение». Как обычно, со своими заскоками, подумал я. Больше не о чем было говорить, и они молча смотрели, как я раскручивал колеса.

«Ты чумазый, как трубочист», — заметила Камилла. Ее голос, казалось, доносился со дна глубокого колодца. И в то же мгновение все вернулось: грязная лужа, ванна, морская звезда. Но как такое возможно? Я ведь о них почти не вспоминал все эти долгие шесть лет, хотя они изредка напоминали о себе почтовыми открытками, иногда моя мать рассказывала о них новости, которые она узнавала от стариков Дефонтенов, но для меня они оставались лишь двумя размытыми силуэтами, которые я старательно отгонял, едва они всплывали в моей памяти. И вот они вновь без всякого предупреждения вторгаются в мою жизнь, и все становится таким же, как в прежние времена, правда, теперь это два шестилетних малыша ростом по метр семьдесят и девятилетний малец, чей рост — метр восемьдесят пять. Я бью ладонью по колесу, еще и еще, колесо крутится, приводя в движение педали, мой взгляд прикован к крутящемуся вееру спиц, — и будь мой велик в порядке, я тут же оседлал бы его, чтобы сбежать от непрошеных гостей. Мне была нужна свобода, простор улиц, но мой железный друг не мог меня увезти, он стоял на седле, словно перевернутый жук-скарабей. Бессильно крутя рукой педали, я не отрывал взгляда от сверкающих на солнце спиц, весь в ожидании приступа апноэ, лупя по шине рукой, еще и еще, — пусть бесконечно крутится колесо, и пока оно крутится, меня никто не достанет, я буду далеко-далеко, посреди вечного вращения планет.